— Идём, Бонни! — позвала ожидавшую меня у входа на рынок "матушку", — Купим ткани в другой раз.
Шла по улице быстро, выстукивая каблуками по синей брусчатке сердитый ритм. В груди клокотало… вот много чего, если честно, аж слёзы на глаза навернулись.
Люди и их пересуды! Они собственный язык сожрут, но обсудят и осудят, одни боги знают, зачем? Неужто своей жизни им не хватает? Да, я — вольная. Но кто выбирает, кем родиться? История эта вообще задолго до меня началась, коль глубоко копать.
Тут вот какое дело вышло: сотню лет назад решили наши отцы-основатели, чудо-законодатели, города и расы в коммуны объединить, жителей переписать, пронумеровать и все как водится в таких случаях. Понятное дело, и камушек пудовый на улицу выкатили, с бочкой вина, законами и наставлениями, читайте мол, горожане, внимайте да принимайте. И не надо быть великого ума человеком, чтобы догадаться: нашлись те, кому и трава раньше была зеленее, и свобода дорога, и налог платить не хочется. Собрались они и сказали: уйдём мы в степь да устроим вольницу, и никто нам будет не указ!
Оно-то на деле и звучит неплохо, да только такие вот благие дорожки нередко в болота ведут. Воля и степь радуют, пока зима не наступит да дети не проголодаются, а потом? А тут надо учесть, что люди работящие да образованные, в большинстве своём, остались в городе (ну, кроме идеалистов, которые похуже дураков, и совсем уж безумных колдунов вроде тяти, которые не понимали совершенно искренне, почему это им запрещают убивать людей во имя науки и вызывать демонов в черте города).
Ну, в общем, вы уже сами наверняка вообразили масштаб катастрофы. Вот тут-то и стали впадать вольные во всякие крайности вроде разбоя, а там и пророк среди них выискался, Эремия, чтоб его. Стал он проповедовать возвращение к лону природы и общинному ладу. Ну, вы понимаете, это на фоне разбойных нападений и тяти с друзьями, которые построили себе лаборатории в чащобах.
Городские власти на это долго глядели круглыми глазами, но потом все же не выдержали да принялись вольных — нас — искоренять. Логически я их, конечно, понять могу, но наша-то, третьего поколения, в чем вина? Те же девочки из общины Эремии. Куда им идти работать, если не в дома удовольствия — это ничего-то не умеючи да с парой детей на руках? Вот и слолжилась мысль у горожан, что все вольные… ну, это понятно, думаю.
Понятно то все, а вот приятного мало. Но так, увы, частенько бывает!
Дом меня встретил недовольным взором эльфа.
— Где ходила так долго? Я проголодался!
— Сейчас, элле, — быстро поклонилась и, не поднимая глаз, рванула на кухню. Эльф, чем-то жутко недовольный, шёл за мной по пятам, не прекращая вещать, как привидение занудного прадедушки:
— Ты мне Бонни разбаловала, погром в доме устроила, везде человеком пахнет! Я страдаю! Теряю вдохновение! Не служанка, а наказание! Эй! Это я реветь должен, а не ты!
Я вздрогнула. Неужели так заметно?
— Простите, элле, больше не повторится, — пробормотала смущенно.
Эльф вздохнул и вдруг мягким, вкрадчивым тоном сказал:
— Маленькая дурочка! Ну что ты плачешь из-за таких глупостей? Тебя правда так волнует, что думают о тебе эти люди? Это просто зависть, ограниченность и щепотка злобы, ничего более того.
Я изумлённо вскинула глаза. Эльф стоял, привалившись к косяку, из его глаз исчезл юный блеск, голос изменился почти до неузнаваемости, и я впервые осознала, что дура из нас двоих все-таки я. Уши развесила, глаза выпучила и даже труда себе не дала к странному хозяину присмотреться! А ведь сейчас совершенно очевидно: не так он молод, как кажется.
— Чему она может завидовать, элле? — спросила, чтоб не молчать, а он в ответ лишь улыбнулся неприятно.
— Молодости, красоте, да ещё некоторым вещам, о которых тебе думать, пожалуй, таки рановато. Просто в следующий раз передай привет от её мужа и любуйся реакцией.
А я… таки любовалась. Им — настоящим. И чувствовала себя дурочкой, перед которой все это время разыгрывали не особенно талантливый спектакль одного актера.
Видимо, почувствовав моё настроение, эльф скуксился, снова превращаясь чуть ли не в ребёнка, и привычным капризным тоном затянул:
— Ну, что ты тут стоишь? Привидение увидела? Марш отсюда! Людки, когда ревут, становятся на редкость страшными! Нос распух, глаза покраснели… Жуть! Бонни — и тот красивей! Иди, иди! А то я, бедненький, заикой останусь…
Не желая пока увидеть больше, чем уже узнала, я быстро рванула к выходу, но на ступеньках приостановилась. Эльф, избавившись от меня, пробормотал что-то на своем родном языке, схватил со стола пирожок и ушёл. Предвечная! Я же даже не покормила его! Настроение моё от этого факта испортилось окончательно и бесповоротно: вот допрыгаюсь, и он меня уволит. Куда я тогда пойду?