Что же касается снарядов, то все шесть лотков передка были полностью укомплектованы боеприпасами. В четырёх из них лежали патроны с осколочно-фугасными гранатами, общим числом шестнадцать штук, а в двух оставшихся — восемь пулевых шрапнелей. Гильзы и снаряды были очищены от смазки и тускло поблёскивали в солнечных лучах. Вопреки ожиданиям, Илья быстро освоил свинчивание колпачков на взрывателях и установку колец на дистанционных трубках. В порядке были и панорама, и почти чистый формуляр пушки, и таблицы стрельбы с руководством службы. Рядом с последними нашлись несколько чистых листов бумаги, пенал с ластиком и тремя остро заточенными карандашами, а также коробка с мелками. Саша понял, что предыдущий командир орудия своё дело знал: бумага, ластик и карандаши были нужны для составления схем ориентиров и расчётов, а мелками он делал временные пометки на щитовом прикрытии. Он мысленно поблагодарил его за это, с грустью подумав, что этого бойца, скорее всего, уже нет в живых. Открыв формуляр пушки, его преемник вдруг обнаружил в нём сложенный треугольником листок бумаги и фотографии почтенной пожилой пары и красивой молодой женщины с кокетливой причёской а-ля Любовь Орлова. Развернув «конверт», он вслух прочёл: «Тому кто читает эти строки, — значит, я убит. Передайте моим любимым маме Анне Михайловне, отцу Петру Ивановичу и жене Ирочке, что их Антоша больше не придёт. Фрицев на Лужском рубеже мы положили немало, жаль, что не всех. Товарищ! Возьми мою пушку и закончи это дело! Сержант Смирнов». Далее шёл почтовый адрес в Москве. Все трое молча стащили пилотки со своих голов. Саша положил прощальное послание и снимки к своим документам в гимнастёрку, к письмам от своей девушки Кати и её фотографии. На глаза вновь навернулись слёзы, на чистом листе бумаги бойцы написали свои имена, адреса родных, добавили к ним данные Антона Смирнова и положили этот документ в формуляр.
Вторая половина дня ушла на подготовку к походу. Родион с Ильёй занялись заготовкой свежей травы для корма лошадей: кто знает, хватит ли запасённого предыдущим расчётом фуража. Много времени ушло на поиск воды, но спустя часы поисков нашёлся лесной ручеек, куда на водопой сводили коней, а на передке весьма кстати оказались котелок и большая чистая герметически закрывающаяся жестянка с питьевой водой. После кипячения в котелке на костре запасы последней были пополнены по максимуму.
Время от времени над лесом пролетали немецкие самолёты, и Илья старался определить их курс — наверняка они бомбили советские войска и летали туда-обратно по прямой. Только в отсутствие карты толку от этого было немного. В лесу можно плутать долго, а выдерживать направление труднее всего, и неизвестно, на кого или на что можно наткнуться. Возвращаться в окрестности дороги — верный путь встретиться с врагом. Пришлось изрядно напрячься, вспоминая, какие населённые пункты они проезжали по пути к месту гибели полка, а также что говорил покойный командир батареи насчёт их местоположения. Решение создавшейся проблемы виделось двояким — либо попытаться вернуться на место разгрома и поискать карту, либо найти проводника из местных. Правда, выход к населённому пункту был чреват тем же свиданием с оккупантами или их пособниками. И не факт, что крестьяне их встретят радостно: в полку говорили и о предателях, и о сильно разозлённых отступлением Красной армии честных советских людях. Родион вызвался верхом, даже без седла, съездить на разведку к месту вчерашнего боя, благо свои следы выводили к нему без особого труда. Ближе к закату он вернулся с неутешительными известиями — там вовсю хозяйничал противник.