– Постойте, душа моя, – властно удержала её шотландка, – сперва, пожалуйста, объясните – из-за чего у вас неожиданно пробудилась совесть и почему желание вечно жить уступило ей?
– Совести как не было, так и нет, – возразила Клер, согнув ноги и обхватив руками коленки, – а к вечной жизни я не стремлюсь просто потому, что жизнь опротивела. Ведь Грааль принцессой меня не сделает! С той минуты, как я завладела им, моя жизнь ни капли не изменилась. Не далее как четыре часа назад капитан мне съездил по морде – за то, что я дала Энди, который нужен мне, как чума! Ну и на черта мне такая вечная жизнь? Нет, лучше уж неизвестность – та, что за гробом. Люди боятся её, поэтому хотят вечно жить на Земле. И ищут Святой Грааль. Но я поняла: он подарит счастье только тому, кто может и хочет сделаться лучше. Я к таким людям не отношусь. Вдобавок, меня ещё стали мучить кошмары. Я уже наяву, как мне кажется, начинаю слышать колокола.
– Колокола?
– Да, собора Нотр-Дам де Пари. Погребальный звон. Ведь вечная жизнь – это знаете, что такое? Да это вечные похороны! Ты умер, а до могилы тебя никак всё не донесут. Зачем мне всё это? Нет, если вы откажетесь взять Грааль, то я подарю его кораблю. И пускай он вечно плавает по морям, наводя на всех смертный ужас! Но только мне почему-то кажется, что вас, леди, вечная жизнь прельстит. Ведь вы и знатны, и богаты, и вызываете восхищение. Почему бы вам не растянуть всё это на вечность?
– Пожалуй, – чуть помолчав, сказала леди Джоанна, – возможно, я и воспользуюсь вашей щедростью. Но Грааль ли это? Ведь вы мне ещё так и не прочитали конец письма.
– Когда прочитаю – ваши сомнения отпадут, миледи. Тот, кто вас так любил, получил от чаши предел мечтаний, даже не став её обладателем. Знаете, почему? Да именно потому, что любил. Чаша без любви ничего не значит! Если бы я любила, она бы мне помогла. Но я не люблю.
Шотландка, казалось, даже и не услышала этих слов. Она так внимательно наблюдала за парусами, весело и упруго взявшими свежий ветер, будто решила именно вот сейчас вникнуть во все принципы их работы. Клер бы не удивилась этому. Ей самой очень интересно было понять, как судно может идти в нужном направлении, когда ветер вовсе даже и не попутный? Однако, леди Джоанна, как оказалось, в тот момент думала совершенно не об устройстве парусов. Она вдруг сказала:
– Я никогда не поверю в то, что Святой Грааль тысячу шестьсот лет простоял в каком-то индийском храме, и вы, сударыня, оказались первой, решившей его украсть! Да это ведь просто смешно – так думать!
– Но почему? Индусы ведь ничего не знают о его свойствах, а европейцы не так давно появились в Индии, и никто из них раньше де Шонтлена не догадался, что эта скромная на вид чаша – и есть Грааль. Сейчас вы его получите.
И Клер вновь сделала попытку подняться. Леди Джоанна снова остановила её.
– Не нужно, мадемуазель. Пусть он полежит ещё полтора часа в вашем сундучке. Сперва я хочу услышать конец письма. Скоро рассветёт, и вы мне его прочтёте.
– Как это странно, – вдруг произнесла Клер после долгой паузы. Леди Грэмптон, искоса на неё взглянув, чуть-чуть улыбнулась. Видимо, для неё не было загадкой недоумение собеседницы. Но она спросила:
– И что вам кажется странным, моя красавица?
– То, что вы так и не смогли его полюбить. Как это возможно? Какой изъян вы в нём обнаружили?
– Ни единого. Поэтому ни за что и не зацепилась. Понятна вам такая метафора? Если нет, то я, с вашего позволения, откажусь от попыток растолковать вам что-либо. Вы ещё слишком юны и неопытны, даром что проститутка. Я старше вас на шесть лет, если вам – семнадцать. Прошу меня извинить.
– А разве ваш друг Клермон не был идеален? – не отставала Клер, – я ведь так старалась!
Леди Джоанна стиснула кулаки.
– Он был идеален. Но он меня не любил. Поэтому я любила его. Я очень вам благодарна, мадемуазель. Моя благодарность сейчас стоит на самой высокой точке. Что будет через мгновение, я не знаю.
– Тогда позвольте мне пару часов подремать, мадам, – улыбнулась Клер и поднялась на ноги, – если я этого не сделаю, то едва ли смогу потом целый день работать.
Леди Джоанна очень внимательно проследила, как Клер, белея при свете звёзд голыми ногами, подошла к люку пушечной палубы, на которой она обычно спала, как исчезла в нём. Когда трап перестал скрипеть под её розовыми пятками, англичанка опять взглянула на паруса, затем – на конверт, сжатый её пальцами, и, поднявшись, сделала шаг к кормовому борту.
Разбуженный свежим ветром зверь-океан в предрассветных сумерках щурил синие, с прозеленью глаза и грозно ворчал. Очень много знал про вечную жизнь этот исполин, оскаливший свою пенную пасть от Азии до Америки. Но красивой и молодой, богатой и знатной женщине никакая вечная жизнь была не нужна без её Клермона. А вот Клермона как раз и не было. Как пришёл он из ниоткуда, так и покинул леди Джоанну на веки вечные. Ветер хлёстко трепал конверт с прощальным письмом – последнюю память о де Шонтлене. Но де Шонтлен – ни живой, ни мёртвый, леди Джоанне тем более не был нужен. Вынув письмо, она его порвала, а затем – конверт. Отдав клочки ветру, прекрасная англичанка бросилась в океан. Один из клочков ветер принёс в камбуз, благо что дверь была нараспашку, и опустил на стол. На этом клочке был самый конец письма – всего две строки.