– Элементарно. Уж если ты умудряешься думать задницей, для тебя не составит большой проблемы ею дышать. Лучше утопись.
– А я утону?
– Чёрт! Вряд ли, – вздохнула Танечка и ушла со связи – её уже торопил звукорежиссёр.
Опустив мобильник, Рита задумалась над её словами – конечно, не над последними. С внутренней стороны больничной ограды, к которой с других сторон примыкали окраинные проулки, ночь казалась глубокой. Белые фонари, мерцающие сквозь воду, и шум дождя настойчиво звали Риту за горизонт. А тот обещал её подождать, храня неподвижность. Но тут вернулся Виктор Васильевич. Сев за руль, он завёл мотор и бодро сказал:
– Ну, всё! Дело сделано.
– Померла? – спокойно спросила Рита. Виктор Васильевич посмотрел на неё внимательно.
– Ты всегда ставишь минус там, где можно с тем же успехом поставить плюс?
– Ах, Виктор Васильевич! Вы – как все. Я не понимаю, зачем нужно прикреплять к этим знакам смыслы? Если вам кажется, что плюс – это хорошо, вспомните свою Кочерыжку с тремя крестами.
– Спасибо, – пробормотал Гамаюнов и, включив фары, погнал машину к шлагбауму. Под колёсами шелестели лужи. Охранник, выйдя из будки, сперва взял под козырёк кожаной фуражки, затем поспешно поднял шлагбаум. Когда машина вырвалась на проспект, Рита пристегнулась на всякий случай. Также на всякий случай она спросила:
– Вы не забыли айфон и лист?
– Не забыл, – сказал Гамаюнов, – но повторяю: ты не увидишь их до тех пор, пока я сам лично не разберусь во всей этой чертовщине.
– Вы абсолютно правы, Виктор Васильевич, – неожиданно согласилась Рита и замолчала на целые три минуты.
Дворники двигались по стеклу с неприятным скрипом. Стрелки часов на столбе слегка наклонились вниз от полуночи, но поток машин поредел не сильно. Как только «Нива» остановилась на красный свет перед перекрёстком возле метро, Рита вдруг сказала, взглянув на профиль хирурга:
– Виктор Васильевич! У вас очень красивый нос.
– Рита! У тебя примерно такой же, – заметил врач, держа руку на рычаге скоростей, который подрагивал.
– Это верно. Но не пытайтесь вообразить, что я – ваша дочь. Я знаю, кто мой отец.
– Твоя интонация подразумевает интригу! Так кто же он?
– Сатана.
Отщёлкнув тугой ремень безопасности, Рита бросилась на водителя, как лисица на кролика. Гамаюнов не успел сделать ни одного движения, прежде чем её руки крепко обвились вокруг него, а губы причмокнулись к его рту. Язычок у Риты был вправду дьявольский. Кровь прихлынула и к лицу, и к прочим частям Виктора Васильевича так бурно, что у него в висках застучало. Фары и фонари закружились вихрями, словно он был изрядно пьян. Но сзади уже сигналили.
– Вам пора, – прошептала Рита, резким движением отстранившись от Гамаюнова. Не успел он опомниться, как её уже след простыл. Выпрыгнув из «Нивы», она бежала к метро и вскоре исчезла среди людей, спускавшихся по ступенькам.
Виктору Васильевичу пришлось продолжить движение, хоть ему, мягко говоря, было не до этого. Он остался в глубоком недоумении. Это чувство не покидало его весь путь. Когда он, припарковав машину под фонарём, направился к дому, его внимание привлекла какая-то девушка, одиноко сидевшая на скамеечке у подъезда. Он подошёл и увидел, что это Женька. Она курила, не потрудившись прикрыть башку капюшоном. Капли дождя ползли по её взлохмаченным волосам, будто светлячки.
– Кто дал тебе сигареты? – строго спросил Гамаюнов. Женька не удостоила его взглядом. Ответ дала, и голос её был низким, глухим, почти незнакомым:
– Я не спросила, как его звать! Разве я похожа на тех, кто ищет дружков на улице? Уходите, Виктор Васильевич! Я не бью вашу дочь. Чего вы сейчас пристали?
– Женечка, идёт дождь, – заметил хирург, – а сейчас – не лето. Апрель. Легко простудиться.
– Я простужаюсь только в жару, – огрызнулась Женька, – не надо думать, что я такая, как все! Я не размазня! Я делаю только то, что мне хочется.
– Это всем хорошо известно, никто это не оспаривает. Ты хочешь посидеть в «Ниве»? С музыкой-то тебе будет повеселее! На, держи ключ.
Женька, не ответив, вскочила, и, отбежав на двадцать шагов, села на заборчик детской площадки. Чтобы продолжать её доставать, нужно было быть идиотом, и Гамаюнов пошёл домой.
Снимая пиджак, он понял, что идиотом как раз и был. Айфон и листок, лежавшие в боковом кармане, исчезли. Деньги, которые находились там же, остались. Водительские права и прочие документы, рассованные по всем остальным карманам, также были на месте.
Глава одиннадцатая
Храм Всех Скорбящих
В одном из узеньких переулков близ Большой Спасской, в дореволюционном доме с толстыми стенами, состоявшем из коммуналок, жили спасатели. Туда Рита и направлялась. Выйдя из метро «Сухаревская» в ноль сорок, она накинула капюшон и быстро зацокала вдоль Садового. Пешеходов было немного, в отличие от машин. Перейти Садовое вне подземного перехода было немыслимо. Брызги из-под колёс почти достигали Риты.