— Ладно, — смягчился военрук и подошел к девочкам. Посмотрел с минуту, укорил их мягко: — Вы вот все шутите… А ведь так вытирать иприт нельзя: вы же его размазываете по руке, и площадь поражения увеличивается. Я же вам показывал прошлый раз. Забыли? Кто помнит?
Катя Сбежнева все еще была в обиде на Гурина, сердилась, стояла отчужденно в сторонке, смотрела на подруг, как они путаются в бинтах: ей было все это неинтересно.
— Вы не помните? — спросил у нее военрук.
Катя молча взяла ватку, сняла ею с руки «иприт», обработала «рану» и забинтовала. Сделала все это она аккуратно, быстро, серьезно. Удивился военрук такой ловкости, похвалил:
— Очень хорошо! Даже профессионально.
— У меня мама врач, научила, — сказала Катя и отошла в сторонку, сунув руки в кармашки вязаной кофточки.
Васька издали смотрел на нее виновато и хотел, чтобы она оглянулась на него. И она, словно угадав его желание, оглянулась и показала ему язык, но тут же улыбнулась — простила. Гурин подмигнул ей — помирились.
— Очень хорошо! — восторгался меж тем военрук. — Учитесь, — сказал он девушкам. — Пригодится. Не только на войне, это и в повседневной жизни надо уметь делать — перевязать рану и прочее. Мало ли какие несчастные случаи бывают.
В конце занятий военрук усадил всех по местам и с какой-то таинственной торжественностью открыл фанерную коробку. Он выдвинул, как в пенале, крышку и тут же прикрыл коробку руками:
— Об игре… Она, как вы знаете, начнется двадцать третьего февраля — в День Красной Армии. Времени осталось совсем немного. Вы — старшие — будете командирами, поэтому прошу соответствовать своему званию: игра — она только по названию игра… Быть готовым к обороне — это не просто призыв, слова, это наша вынужденная необходимость. — Он снял руки с коробки: — Сейчас я раздам вам знаки различия.
Сверху в коробке лежали белые нарукавные повязки и косынки сестер милосердия.
— Это вам, девушки. — Военрук передал Кате Сбежневой сразу все тряпичные изделия. — Раздайте. А это строевым командирам. — И он извлек из коробки пару алых петлиц с двумя эмалевыми кубиками на каждой. — Лейтенанты, прошу, Глазков, Гурин, Костин… Получите. — Военрук вложил каждому в руку петлички, как награду, — бережно, торжественно, со значением.
Взял Гурин петлицы, будто синичку поймал, — мягонькие, щекочут ворсинками ладонь; сердце сладко забилось: «Настоящие!» Приложил к воротничку и, засмущавшись, тут же снял, повернулся идти на место.
— Стоп, стоп!.. Еще не все, — остановил его военрук. — Нарукавные нашивки. Лейтенанты по два золотых угольничка, младшие лейтенанты — по одному. На правый рукав. Вот так, — он поднял свою руку, показал.
— Ой, какие красивые! А нам? — заныли девочки.
Они отобрали у ребят петлицы, стали прилаживать их к своим воротничкам. Откуда-то появились зеркальца, смотрятся в них наперебой, восторгаются:
— А ничего, нам тоже идут!
— Военная форма всем идет, — согласился военрук, довольный произведенным впечатлением. — Знаки различия сегодня же нашейте и с завтрашнего дня носите их повседневно, чтобы к началу игры привыкли к ним и чувствовали себя свободно. Все. До свидания.
— Вася!.. Вася!.. — зовет взволнованно мать. — Ну, где ты схоронился?.. Иди сюда скорее!..
Васька слышит материн радостно-взволнованный голос, торопится закончить свое дело, ради которого спрятался в дальнюю комнату, отозвался:
— Сейчас!.. — Откусил торопливо нитку, сплюнул кончик, прилипший к языку, надел пиджачок, застегнулся, расправил петлицы, нашивку на рукаве — все, как следует быть, — доволен! Выступил чеканным шагом навстречу матери, остановился перед ней по стойке «смирно»:
— Я вас слушаю, товарищ командир!
Увидев сына в регалиях, мать удивленно отступила:
— Ой, боже мой! Напужал!.. — И тут же подошла, потрогала осторожно пальцем петлички, сказала: — Красиво! Не терпится тебе, не дождешься? Скоро, сыночек, скоро наденешь настоящие. Вот уже вызывают. — Она протянула ему желтую стандартную открытку.
— Что это?
— Читай на обороте.
Гурин перевернул открытку, стал читать: «…явиться в военкомат для прохождения комиссии и постановки на военный учет. При себе иметь паспорт и справку с места работы (учебы)». Прочитал, повертел открытку, спросил радостно:
— Мне?..
— Тебе, тебе!.. Кому ж еще?.. — Мать смотрела на Ваську, и глаза ее постепенно наполнялись слезами, как роднички ключевой водой.
— Ну чего ты, ма? — поморщился недовольно Васька.