Эти процедуры Ваське знакомы — проходил в аэроклубе, рад: похоже, на летчика проверяют.
— Следующий!
А Гурина уже новый врач вертит.
— Нагнись, распрямись. Какими болезнями болел?
— Никакими, — соврал Васька: он болел когда-то брюшным тифом.
— Хорошо! Худоват почему-то… Но ничего, ничего! Поправишься на армейской каше! Иди. Следующий!
Самый последний стол, за ним сидят большие чины — по две, по три шпалы в петлицах, — смотрят Васькину карточку, переговариваются о чем-то вполголоса, кивают согласно друг дружке головами. Понял Васька: вот тут-то и решается сейчас его судьба, — осмелился, обратился к самому старшему:
— Товарищ полковник, я хочу в летчики. Запишите меня, пожалуйста, в летчики…
Поднял полковник голову, посмотрел сурово на Гурина, кивнул своим соседям: «Ишь, мол, какой нашелся, в летчики захотел!..» И улыбнулся по-доброму:
— Игнатов, твой кадр, обрадуй!
Поднялся с дальнего края стола военный в мышиного цвета гимнастерке, с крылатыми эмблемами в петлицах, подошел к Ваське.
— Читай, — и он чиркнул ногтем по нижней строчке.
Гурин прочитал: «Заключение: школа ВВС».
— Доволен?
— Очень! Спасибо! — крикнул по-мальчишески громко, всем сразу, и побежал одеваться.
Получил красненькую книжечку — приписное свидетельство, хочется домой скорее — мать обрадовать, но ждет товарищей. Дождался:
— Ну, что, кого куда?..
Сашка — в морфлот. Доволен, улыбка во весь рот. Иван — в артиллерию. Всегда суровый, хмурый, этого не поймешь, рад ли? По крайней мере, не огорчен, глаза поблескивают весело.
— А я — пехота! Сто верст прошел и еще охота, — захохотал беспечно Сенька, пряча свидетельство в карман.
— А ты, Жек?.. Тебя куда? — не терпится узнать Гурину.
— По-моему, в ВВС, — сказал тот безразлично.
— Вот здорово! — обрадовался Васька. — Вместе, значит. Я тоже в ВВС!
И стоят, не знают, что делать. У всех на лицах улыбки блуждают, а на сердце кошки скребут, будто были, были вместе — и вдруг их взяли да и разлучили, разбросали по разным местам. Грустно…
— Скоро запоем «Последний нонешний денечек», — сказал Глазков.
— Ничего, братва, не унывай! — Иван Костин неожиданно первым стряхнул с себя тоску, сгреб их всех в охапку, сдавил крепко.
— Ребра поломаешь, медведь! — взмолился Сашка. — Правильно, что тебя в артиллерию определили — будешь там пудовые снаряды подносить.
— Пудовые — это что! — Иван хотел схватить Сашку, но тот увернулся, и все рассмеялись чему-то и пошли веселой компанией домой.
Допризывники!..
ИГРА
Война между «зелеными» и «синими», как и обещал военрук, началась 23 февраля. Но первые месяца полтора она шла главным образом в стенах школы и была совершенно бескровной, по существу это было время интенсивной подготовки к активным действиям: формировались подразделения, назначались командиры, разрабатывались планы, ставились задачи, знакомились с рельефом местности; войска учились спасаться от пулеметного огня, от бомбежки, от газов. В это время больше всех доставалось военруку, который с одинаковой страстью воевал и за «синих», и за «зеленых».
Только в середине апреля, когда просохли буераки и кучугуры, Павел Сергеевич вывел свое войско для генерального сражения на оперативный простор.
В игре участвовали одни старшеклассники — два восьмых и два девятых. Каждый класс именовался теперь взводом, два класса составляли роту. Десятый, как самостоятельная боевая единица не существовал: класс этот малочислен, и все его ребячье население было назначено командирами рот и взводов в других классах.
Силы «зеленых» и «синих» были абсолютно равны — у тех и других по два взвода. «Зелеными» командовал Костин, «синими» — Гурин. Сорокина и Глазкова Павел Сергеевич взял к себе в группу наблюдателей-посредников.
Гурину достался восьмой «А» и девятый «А», оба «Б» попали Костину. Васька не знал, хорошо это или плохо: в девятом «Б» училась Валя Мальцева, и, конечно, ему очень хотелось, чтобы она была рядом. Но с другой стороны, ее присутствие сковало бы его по рукам и ногам, при ней он стыдился бы своей роли командира, и это сделало бы его совершенно недееспособным.
А как часто просил он судьбу, чтобы она свела их где-нибудь вместе! На войне, например… Он ранен, лежит в госпитальной палате, долго был без сознания и в бреду все звал ее. Очнулся, открыл глаза, а она сидит перед ним и счастливо улыбается. И говорит тихо: «Тебе вредно волноваться… Я все знаю… Я тоже тебя очень люблю…» Но это может быть только на настоящей войне, а не на этой, игрушечной…