– Пусть она знает, что такое рабство.
Потом Лена узнала, что та книга была первой, в которой появилось слово «робот», навсегда связанное для неё со словом «раб». И вот теперь она стала соучастницей создания новых рабов – тех самых думающих, чувствующих и ощущающих своё положение роботов из книжки. Стала соучастницей преступления, которое никто не назвал бы преступлением, ведь это просто разработка машины, облегчающей жизнь людей.
Новое, страшное для девушки знание изменило и её отношение к создаваемой фигуре. Раньше это было что-то вроде игры, забавной головоломки: сделать внешне не отличающуюся от живого человека куклу. Ну будет она двигаться, будет стоять в красивой ливрее у входа в какой-нибудь дорогущий отель, говорить «Добро пожаловать» и открывать двери – это почти то же самое, что автоматика на фотоэлементах, только красивее. Но создание личности – это совсем другое!
Несколько дней Лена перебарывала отвращение, заставляя себя работать: договор нельзя разорвать, потому что денег на уплату неустойки у неё нет. Но вскоре девушка нашла если не выход, то хотя бы утешение своей душе. Она ведь и так постоянно беседовала с фигурой, рассказывая что-нибудь интересное и представляя, что слышит ответы. Теперь она стала рассказывать создаваемому образу всё, что знала о борьбе людей за право быть самими собой. Это было самовнушение, полудетская вера в то, что кукла слышит её, понимает, что ей говорят, и сможет, как марионетка из старой сказки, стать свободной, не подчиняться жестокому кукловоду. Заглядывавший к ней Лев Борисович (несмотря на разногласия, дружба между стариком и девушкой всё больше крепла) не мешал, а потом принёс несколько книг:
– Ты любишь читать, думаю, это тебя заинтересует.
Книги оказались не художественными, а научными – исследованиями по возникновению и развитию рабства. И истории из этих книг вскоре тоже зазвучали в мастерской, как и рассказы о дружбе и верности людей, сумевших противостоять злу и жажде власти тех, кто во все века считал себя хозяевами жизни.
Через четыре месяца Лена закончила работу над фигурой, но временный договор ещё действовал, и девушке дали новое задание: сделать эскизы лиц для обычных моделей, которые уже много лет выпускались на принадлежавших центру заводах. Так что теперь Лена делала грубоватые добродушные физиономии носильщиков, швейцаров и горничных. Простая и скучная работа, но не так бередящая душу, как первая. А ту, первую фигуру унесли. С её исчезновением пропало и желание говорить за работой, и в мастерской часами стояла тишина, прерываемая лишь стуком уроненного стека и шелестом эскизов.
Как-то, недели за две до конца действия договора, Лев Борисович зашёл в мастерскую в очень хорошем настроении:
– Бодрое утро! Как работается? Как настроение?
– Нормальное. – Лена улыбнулась старому учёному, которого теперь считала кем-то вроде названого отца и очень волновалась за его здоровье: сердце у Льва Борисовича пошаливало всё чаще.
– А у меня отличное! Меня только что назначили руководителем отдела! Теперь я точно успею закончить всё задуманное.
– Разве вы не руководитель? – Лена удивилась.
– Был руководителем одной из небольших лабораторий, теперь стану курировать всё направление. Сегодня пойду подробно знакомиться с работой коллег в других лабораториях.
– Поздравляю. – Лена постаралась сказать это искренне, но не получилось. Учёный понимающе и грустно вздохнул:
– Всё-таки уходишь от нас, да? Надеюсь, останемся друзьями?
– Конечно! – Этот ответ был во много раз более искренним, чем предыдущий, и Лев Борисович улыбнулся девушке:
– Спасибо! Побегу работать. Хорошего тебе дня!
– И вам!
Лена уже давно закончила работу в мастерской и, приготовив ужин, устроилась с книгой в гостиной. В темноте за окном начиналась метель, в комнате уютно потрескивал электрокамин, мысли девушки занимала история подростков с иной планеты, спасённых странным Тёмным Трубачом и теперь противостоявших выродившимся, но всё ещё жаждавшим власти обитателям древних пещер. В тот момент, когда герой пытался защититься от жуткого в своей кажущейся человекоподобности хранителя оружия, в дверь постучали. Лена, вздрогнув и выходя из читательского забытья, пошла открывать. На пороге стоял Лев Борисович, что само по себе было странно – он никогда не приходил к ней вечером. Ещё более пугающим был его вид: больные, ничего не видящие глаза, окаменелое лицо и початая бутылка водки в руках.