К содержанию
* * *
Эпилог жизнеутверждающий. Рекомендуется любителям счастливых концовок
Стою у окна, прижавшись к стеклу. Во времена травли со стороны Юльки Юдиной я сильно переживала по поводу своих недостатков внешности – очков, маленьких глаз, толстых губ. Поэтому когда хотела кому-нибудь понравиться, то снимала очки, поднимала губу и округляла глаза. Получалось как раз такое выражение, как сейчас, когда я приплющила лицо к окну. Какая я была тогда смешная!
Погода продолжает радовать – тепло, почти как летом. У прохожих тоже замечательное настроение. По тротуару около нашего дома идет женщина, держа за веревочку воздушный шарик. Наверное, она несет его домой, деткам. Синий шарик ветром тянет вверх, он хочет улететь в лазурные дали. Что-то он мне напоминает… Совсем недавно, еще до того, как стала перебирать фотоальбом, я видела подобный шарик. А, вспомнила! Девчонка с косичками его тащила, в тот день, когда я получила письмо от Юрьевой.
Вот и мы, в точности как шарик, стремимся забраться повыше. А возвысившись, забываем, что нашей заслуги особой не было, что это произошло просто благодаря воздушным течениям. Объясняем свои успехи особенностями резиновой оболочки или внутреннего газа. И только такие пессимисты, как я, постоянно помнят о том, что придет время, когда воздух внутри остынет, шарик потащит вниз, и там он будет биться о землю, пока не налетит на свою последнюю кочку. Через образовавшуюся дырку его внутреннее «я» сольется с первоисточником, а старая, не нужная более никому оболочка безжизненно поникнет.
Мне вдруг остро хочется, чтобы шарик на самом деле вырвался и улетел. И тут – надо же такому случиться! – женщина внизу спотыкается на ровном месте и выпускает его на волю. Шарик, подхваченный порывом ветра, замысловатыми зигзагами уносится в небеса.
Отхожу от окна. Вот и последняя страница моего альбома с фотографиями; там, оказывается, лежит читалка перфокарт. Повинуясь порыву, решаю посмотреть, что же закодировано на той желтой перфокарте, которая вывалилась из альбома первой. «GoTo Exit», – написано на ней. Такую инструкцию понимаю даже я. «Пусть сокращают! – думаю внезапно. – Жить офисным планктоном больше не желаю!»
– Мама! – кричу я. – Меня увольняют!
Мама немедленно бросает греметь кастрюлями на кухне и заходит в комнату. На ее лице написан ужас:
– Да ты что? Я сейчас же позвоню Елизавете Михайловне!
– Не надо! – сопротивляюсь я.
– Как это «не надо»? – не понимает она. – Ты что, заболела?
Она кладет руку на мой лоб. Он холодный.
– Нет, мама, я здорова! Понимаешь, я просто хочу изменить свою жизнь…
Мне приходит в голову, что я всегда исполняла мамину программу. Я должна была окончить школу и институт, пойти работать, выйти замуж, родить ребенка. Эту же программу в свое время выполнила моя мама по заветам дедушки. Я была послушной дочерью и сделала все как она хотела. А вот у меня к моей дочери никаких притязаний нет. Естественно, я желаю ей добра, и все такое. Но каким-то образом моя шестеренка проскальзывает против ее. Прервалась связь времен. Я не понимаю и не принимаю до конца тот мир, в котором мне приходится жить, а для нее это родная среда.
– Обязательную программу я уже выполнила, а музыку для произвольной хочу выбрать сама! – добавляю я.
– Какую музыку? Ты что, смеешься надо мной? – в ее голосе мне слышатся нотки обиды.
Мама всегда говорит серьезно, но обожает смешные книжки и отлично понимает юмор, хотя и не любит, когда подшучивают над ней.
– Нет, мама, я не шучу, – обнимаю и целую ее. – Звонить не надо! Да и толку все равно не будет, Елизавета Михайловна давно уже не работает.
– Но что ты собираешься делать?
– Еще не знаю, – честно признаюсь я.
– Ну ты даешь! – мама поворачивается и идет назад на кухню. – Ладно, проживем, если что, и на мою пенсию!
Мама сдается на удивление легко. «Она чувствует, что происходит что-то серьезное», – осознаю я, и благодарность к ней за ее понимание заполняет мое существо.
Я гляжу в окно – там виднеется летящий вдаль воздушный шарик, мой шарик!
К содержанию
* * *