Именно за Лукьяновым как-то раз гонялась по всему кабинету наша классная руководительница – математичка Истомина, пытавшаяся выставить его за дверь. Истомина вообще была дамой нервной, местами просто бешеной, орала по поводу и без повода. Особенно она зверела, если наш урок был после класса «Г»: там, как назло, собрались одни безнадежные тупицы; их главного хулигана она однажды выкинула за руки-ноги из класса, отворив его головой закрытую дверь. История с ней и Лукьяновым произошла как раз в такой неудачный момент, Истомина никак не могла успокоиться после класса «Г», ее глаза еще горели нездоровым огнем. И надо же было такому случиться, что этого идиота угораздило изобразить пародию на ее шиньон.
– Твой дневник! – взревела Истомина пожарной сиреной.
– Забыл дома! – соврал Лукьянов.
– Тогда дай портфель! – Истомина была тертый калач, так просто ее было не провести.
– Не дам!
Лукьянова можно было понять, запись в дневнике означала порку от отчима и очередную истерику матери. Но для Истоминой это было уже чересчур, она дико зарычала и бросилась в бой, захватив по пути указку. Лукьянов не выдержал напряжения, не стал дожидаться, пока она обрушится ему на голову – и задал стрекача! Погоня продолжалась по всему классу под всеобщее улюлюканье. Я не поддерживала веселье и с ужасом ожидала развязки, думая: «Если Истомина догонит Лукьянова, то, наверное, убьет. Если не догонит, то ее рано или поздно кондрашка хватит». Силы были не равны, молодость брала свое. Нехватку скорости Истомина компенсировала, устрашая врага оглушительной акустикой. Наконец приятель Лукьянова Козаков решил «помочь» парню и сделал ему подножку. Истомина издала победный клич и устремилась на поверженного врага. Но вот незадача, на повороте она зацепилась платьем за парту, послышался треск разрываемой материи, и… Полет продолжался какую-то долю секунды, но в грудном стоне, который она издала, я услышала все – тридцать лет на одних нервах, малолетних хулиганов, бесконечные интриги сослуживцев, сына-балбеса и множащиеся проблемы со здоровьем. И вот – бух! – ее телеса шумно приземлились на грешную землю. То, чего не удалось достичь физически, свершилось силой психической – Лукьянов, не оборачиваясь, в ужасе выбежал из класса. Так что Истомина добилась-таки своего, победа осталась за ней, хотя и посинела несчастная, словно баклажан, от таких перипетий. Оправилась от стресса она нескоро. Вызвала отвечать троечницу Гасанову и долго издевалась над тем, как та тупила у доски: «Ну, лапочка, пошевели мозгами!» Только после этого Истомина более-менее восстановила свой энергетический баланс, и мы благополучно дожили до конца урока.
А эта смазливая физиономия справа в нижнем ряду – Костя Кондратьев, тоже с улыбочкой. Избалованный с младых ногтей двумя старшими сестрами, он взял на себя роль записного остряка. Подножечки, издевочки, приветствия сзади книжкой по голове и прочие подобные каверзы были по его части. Главным и зачастую единственным (зато искренним) почитателем его комедийного таланта был он сам. Каждое Костино упражнение в остроумии сопровождалось его искристым смехом. Гоша Курочкин тоже служил ему объектом для веселья, но всегда заочно. Гоше доставалось от Кости за тугость соображения, что, разумеется, выгодно оттеняло его собственную гибкость ума. Академические успехи у них обоих, тем не менее, были приблизительно на одном уровне.
А вот этот жгучий брюнет немного кавказской наружности со вполне славянской фамилией Козаков, стоящий на фотографии слева от Кости, проходил совсем по другой части. Данный бандерлог отличался вспыльчивым, неуравновешенным характером. Его старались обходить стороной. Как-то раз он неизвестно почему повздорил с Лукьяновым. Ссора завершилась всего за несколько секунд: Козаков просто швырнул в Лукьянова стулом. Такими стульями у нас была укомплектована вся школа, были они вечные – то есть цельнометаллические, чугунные – и весили килограммов по десять с гаком. Сломать подобный монолит было нереально, а вот сломать что-нибудь или кого-нибудь с его помощью – это за милую душу. Лукьянову бы точно не сдобровать, не соверши он отчаянный акробатический прыжок в сторону. Так что все обошлось хорошо, только парту, куда приземлился стул, пришлось сдать в металлолом.
Повыше, сбоку от стулометателя расположилась вечно веселая рожа Бердюгина. Это говорящее существо удивило нас дважды. В первый раз, когда пробилось в девятый класс. Во второй – когда на выпускном вечере ему первым с почетом вручили аттестат. Сама директор долго трясла ему руку, хотя оценок выше тройки у него быть никак не могло. Разгадка этих двух странных событий была нам продемонстрирована чуть позже, когда на церемонии с приветственной речью к нам обратился Бердюгин-старший. В нескольких словах на отменном новоязе он описал историческую важность текущего момента для победы марксизма-ленинизма во всем мире, затем от лица горкома комсомола пожелал нам гигантских свершений на данном поприще и напоследок добавил: «Вам доведется не только строить, но и жить при коммунизме!» Все очень сильно хлопали, особенно учительский состав. Хорошо еще, что пророк из Бердюгина получился скверный, его слова сбылись только наполовину: строить коммунизм нам действительно чуть-чуть довелось, а пожить при нем была не судьба, все закончилось перестройкой и ускорением.