***
Пояснения ко второй части для тех, «кто в танке»: часть посвящена второй ипостаси — Сыну, Спасителю. Фигура Христа стоит как бы водоразделом — между старой верой и новой, между Святым Преданием и Новым Заветом. Символически он своей смертью спасает «старый мир», души предков, и учением открывает новый мир — иного отношения к Богу-Отцу, не как к строгому и карающему, а как к любящему. Также его фигура дает преемственность от старого мира — новому. В новое отношение к вере включаются все — неважно, отторгнут ли ты обществом из-за болезни, позора, бедности, нарушения установленных законов — каждый человек достоин любви, и любовь каждого человека тоже обращена на тебя.
Также ставится вопрос о бессмертии души. Оно индивидуально? Будут ли благие деяния, творческие планы и прочее, что создано умом и руками человека, — забыты, или это часть (след) некоего бессмертия, которая остается в памяти потомков? Нужно ли человеку что-то делать, как-то самовыражаться, зачем-то идти на жертвы, если своими поступками он не оставляет о себе памяти, пусть безымянной? Вся история человечества строится из таких кирпичиков — поступков людей. Это тоже можно назвать коллективным «деланием» бессмертия.
Всё остальное — ересь, собранная моим умом из разных источников.
========== Часть 3. Утешитель. Глава 1. Любовь ==========
Меня не было в родных краях почти год. С посохом и сумой на плече я обошел, казалось, всю пустыню и заглянул в иные земли, не упустив ни одного потайного местечка, где могли скрываться знания. Я переписывал обрывки текстов, перерисовывал надписи на камнях, учился по сохранившимся книгам, говорил с мудрецами, иссохшими до костей и с волосами белыми, как чистое полотно, и чем больше впитывал в себя знаний, тем страннее начал ощущать себя внутри — я узнал о Божьем мире столько, сколько не было подвластно никому. Мне стала постижима мудрость Сатура: он-то знал, что именно может притягивать сильнее серебра и золота, что может воспламенить неуемной жаждой обладать намного больше, чем драгоценные каменья. Знания.
Отец Сильвестр представил бы меня тщеславным и дерзким, ведь «не кичись перед другими богатством своим», «не пытайся познать Божье сверх меры, чем оно открыто», «не кажись умным посередь тех, кого считаешь дураками». Нельзя было читать иные книги, кроме Писания — именно там заключена вся мудрость и есть все ответы на вопросы, а остальное — от дерзкого ума. Почему течет вода, почему греет солнце, почему наступает день или ночь — Бог так захотел. И точка. Пытливый ум — признак греха. Такими словами дал бы мне отповедь отец Сильвестр, но я встретил других людей — не менее достойных считаться мудрецами.
Я возвратился в общину, но прежде мне повстречались мои старые друзья-пастушки, и я путешествовал сначала с ними, скрывшись средь них. И поделился знаниями, насколько смог — выучил их буквам и словосложению. Они же, в свою очередь, рассказали мне, что происходило в нашей земле, пока я странствовал.
Императорское войско вернулось с войны из каких-то дальних земель, не слишком удачной, поскольку в народе прошел слух, что налоги поднимутся и поборы возрастут. Пастушки слышали, что Сатур остался жив, хотя и получил несколько ран и теперь прихрамывает, но главное — отказался от пути воина, отпустил бороду, заявил во всеуслышание, что уходит в монахи, а сам отправился в общину к Дейлосу и живет там с начала зимы.
В общине произошли перемены — но к лучшему ли? Дети уходили из дома, а семьи, исполнившись гневом, пытались их вернуть всеми возможными способами — кто запирал, кто сулил деньги. Некоторые отцы и матери, отчаявшись, сами привозили в общину продукты, чтобы их близкие не испытывали нужды, общались с ними и увещевали во время этих кратких встреч. Дейлос предостерегал своих новообращенных: «Помните, что зло может использовать в коварных целях ваших родных, внушая им обманные речи, взывая к сыновьей и дочерней почтительности, стонать и плакать. Но вы не должны поддаваться на эти уловки!». Отец Фелицитаты, зажиточный владелец нескольких отар, вообще подговорил людей, чтобы дочь его выкрали, пока Дейлос проповедовал в одном из городов, попытался спрятать дочь в монастыре, но она оттуда сбежала.
После этого случая Дейлос заявил, что любые, мужчина или женщина, испытывающие друг к другу взаимную приязнь и любовь, могут сочетаться божественным браком и легко расстаться, если любовь эта не вечна. Первый такой обряд Дейлос провел сам — заключил свой союз с Фелицитатой, и стала она его «божественной женой». Способность к видениям своим она при этом не утратила, что послужило новым знаком: не в девстве заключена божественная мудрость. Бог принимает к себе души всех искренне любящих и раздает им свои дары.
Меня, конечно же, больше беспокоил брат. Пастушки усмехнулись:
— А он с Сатуром теперь — новые апостолы Дейлоса! Проповедник набрал пока себе друзей числом восемь, но обещал скоро довести до двенадцати, может, и ты, Поликарп, станешь одним из них — девятым или двенадцатым. Аттис же теперь в почете!
Я непонимающе пожал плечами:
— К чему мне все эти почести?
— А вдруг тоже в кого-нибудь сильно влюбишься — в нашего Египтянина, например, или Дикого. Поклянетесь вы друг другу в любви вечной или краткой, на одну ночь — как пожелаете, и тогда Дейлос вас тоже божественным браком наградит!
Я быстро понял, о чем они толкуют. Аттис и Сатур всё же вместе? Но как? Неужели Сатур оставил своего Бога, чтобы любить Аттиса? Ведь дружба эта — вопреки всем правилам, против природы божественной. Семя должно давать плоды — и это правильно и является благим. Кто же теперь разберет, кто жена, а кто — муж? Все деяния, что совершаются не по воле Бога — не даруют душе бессмертия.
Чтобы получить честное объяснение из уст моего брата, я покинул пастушков и отправился в общину. Изменения, произошедшие за год, поразили меня. Рядом с горой, где пряталась когда-то община, вырос город, и его высокая каменная стена тянулась от горы к горе, преграждая путь. Меня впустили в ворота, потому что я назвался братом Аттиса.
Я нашел Аттиса и Сатура лежащими на поляне, среди высокой травы. Чуть не обнаружил себя, испугался и скрылся за стволом раскидистого дерева, а потом решился и забрался на его вершину, расходящуюся толстыми ветками. С высоты мне было многое видно, казалось, руку протяни из спасительной листвы и дотронься до почти нагого тела спящего брата. Аттис лежал на боку, тесно прижавшись к спине Сатура, обнимая рукой поперек груди, и представшее моим глазам зрелище было настолько одухотворенным и красивым, спокойным и достойным любования, что я почувствовал в душе своей лишь умиление и радость. Сердцем я понимал, что эти двое выбрали свой путь, наполнившись любовью, но пытливым разумом не мог поверить, как можно отказаться от величайшего пути души к ее Творцу без чувства вины или стыда за совершенное.
Потревоженная моим присутствием птица громко закричала, отгоняя от своего гнезда. Аттис и Сатур одновременно вздрогнули и проснулись.
— Мы с тобой, видно, устали! — весело промолвил Сатур, поворачиваясь к моему брату лицом.
Ткань короткого плаща, которым были покрыты их тела, задетая ногой, поползла вниз, открывая моему обзору член Сатура, на который тут же легла рука Аттиса. Я зажмурил глаза, не желая видеть этот стыд, но уши-то мои оставались свободными! Эти двое целовались и шептали ласковые слова. Я краснел и горел от досады, что забрался на это распроклятое дерево как любопытный мальчишка. И был не в силах совладать с игрой полукрасок и полутеней внутри разума, которые распаляли лишь похотливые желания.
Измучив меня и удовлетворив себя, Аттис и Сатур облачились в одежды и, обнявшись, направились в сторону тропы, ведущей к первым строениям общины Дейлоса. Я уже успел побывать там в поисках Аттиса, поэтому долго еще не решался отпустить древесный ствол и покинуть убежище, решая про себя, что отвечу брату, если он спросит, насколько тщательно я его искал и нашел ли.