-Я назначил его только потому, чтобы убрать из Пьемонта, где беспокойный дух принца создаст ещё больше проблем.
Тем временем в Мондови вышли два астрологических альманаха с предсказаниями на новый 1648 год. В этом не было бы ничего странного, если бы оба заувалированно не провозглашали важное событие: смерть герцога Карла Эммануила II и его матери, фигурировавшей под именами Венеры и Кибелы. Суеверная регентша встревожилась и приказала провести расследование, которое привело к монаху-бернардинцу Джованни Гандольфо. Правда, этого доморощенного астролога предупредили и он успел укрыться в монастыре Севы, своёго родного города. Тем не менее, по приказу из Турина губернатор Севы арестовал его и посадил в крепость. После допроса Гандольфо выяснилось, что в этом деле замешан Ватикан. Вдобавок монах заявил:
-Мне известно очень много серьёзных заговоров, направленных против государства и жизни королевской мадам.
Тогда бернардинца решено было перевезти в Турин. Узнав об этом, он попытался покончить с собой, дабы избежать новых пыток. В ночь с 7 на 8 января Гандольфо вскрыл себе вену точильным камнем. На рассвете один из стражников, случайно проходивший мимо тюремных ворот, увидел на земле испачканный кровью камень. Он сразу же поднял тревогу. Монах хотел было броситься вниз из окна башни, но из-за трусости не решился. В Турине его разместили сначала в тюрьме герцогского замка, а затем перевели в темницу Сената. Перед тем он выдал своих сообщников: сенатора Силлано и Антонио Джоя, камердинера королевской мадам. Последний, якобы, предложил:
-Нужно покончить с королевской мадам и её сыном, пропитав их бельё ядом!
-Это неминуемо приведёт к тебе, а потом – и к нам, - возразил сенатор.- Нужно действовать осторожнее!
-Вы правы, – согласился с ним монах, начитавшийся книг по магии. - Я знаю лучший способ!
Гандольфо сделал из воска две фигурки и стал читать перед ними псалом «Deus laudem» до слов «feat dies eius pauci», проткнув их затем рыбной костью. После чего повторил несколько раз свой эксперимент с помощью Силлано и Джоя. Однако арестованные сенатор и камергер, признав, что действительно навещали монаха, утверждали, что делали это с целью наведения любовных чар.
Судебный процес над заговорщиками был проведён с максимальной быстротой. По приговору Сената отец Джованни был приговорён к сметной казни, но был задушен в тюрьме, а затем подвешен за ногу на площади, камергер к - пыткам раскалённым железом, а затем к – четвертованию (на самом деле, его тоже задушили в темнице), Силлано же скончался сам. Однако, по некоторым сведениям, на самом деле у него случился глубокий обморок. Вскоре сенатор ожил и, прижимая к груди статуэтку Богоматери, разразился проклятиями в адрес монаха. Дальнейшая же его судьба неизвестна. Скорее всего, он умер в тюрьме.
По поводу этого заговора в Турине ходило множество сплетен. Причём выдвигались версии о причастности к нему принцев, испанцев и даже французов. Ибо им всем была выгодна смерть Кристины и её сына, который вскоре должен был быть объявлен совершеннолетним.
Мазарини поспешил выразить ей своё сочувствие:
-Мадам, я признаюсь, что всё ещё не могу без ужаса смотреть на прошедшую опасность, и она возрастает по мере того, как я всё больше задумываюсь о цене и важности жизни… Но те же самые соображения, наконец, превращаются в радость и хвалу Богу, который любезно пожелал уберечь нас от такого большого несчастья. Я бы потратил слишком много времени, если бы попробовал выразить Вашему Королевскому Высочеству все чувства любви и нежности (пожалуйста, простите мне вольность этих слов)...
Весной 1648 года Томас вернулся в Пьемонт, сражаясь на границе Ломбардии с испанцами, чтобы отвлечь их от Модены. Летом он снова был назначен командующим армией, отправленной морем в Неаполь на помощь повстанцам, однако восстание к тому времени уже было подавлено, и после нескольких неудачных действий принца ожидал полный провал.
Во время его отсутствия Кристина получила контроль над крепостями, предоставленными Томасу в результате гражданской войны в Пьемонте. Имея в личном распоряжении эти крепости и личную гвардию в тысячу человек, состоявшую, в основном, из швейцарцев, принц Кариньяно легко бы мог воспрепятствовать установлению единоличной власти герцога Карла Эммануила II в связи с его совершеннолетием. Что же касается Маурицио, то его не так опасались, так как с началом болезни все его честолюбивые намерения угасли.