Карл I был на утренней молитве со своими домочадцами, когда ему сообщили о гибели его фаворита. Капеллан сделал паузу, во время которой королю на ухо сообщили горестную весть. После чего он с ужасающим хладнокровием произнёс:
-Продолжайте, отец мой!
Только удалившись в свои личные покои, король бросился на кровать и разрыдался. Карл остался верен своей привязанности к Стини и после его гибели. Бекингема похоронили в Вестминстерском аббатстве, рядом с могилами королев Марии Стюарт и Елизаветы I Тюдор. Вспоминая об убитом, король называл его не иначе, как «мой мученик». Однако он больше не стал заводить фаворитов. Место Бекингема заняла Генриетта Мария. Её внимание к семье покойного Бекингема было «любезно принято» мужем. Хотя обществовенное мнение было единодушным: горе королевы не могло быть искренним.
Вскоре, к радости Генриетты Марии, начались переговоры о заключении мира с Францией и ходили слухи, что Карл I также намерен примириться и с Испанией.
После смерти Бекингема карьера Холланда резко пошла в гору. Благодаря дружбе с королевой он получил придворную должность её главного конюшего и стал ближайшим советником Карла I. Кроме того, граф пожизненно занимал посты лорда-лейтенанта Беркшира и Мидлсекса и был избран ректором Кембриджского университета. Что же касается Генри Джермина, то он стал вице-камергером Генриетты Марии и в том же году его избрали депутатом парламента от Ливерпуля. Его интерес к деньгам вовсе не был таким корыстным, как позже утверждали его недоброжелатели. Жизнь при дворе, не говоря уже о страсти к азартным играм, стоила очень дорого и одного жалованья для этого было недостаточно. Но, благодаря Генриетте Марии, Джермин получил также должность на таможне, которая обеспечивала приток средств в его вечно тощий кошелёк. Кроме того, занимая пост вице-камергера, он котролировал доступ к своей царственной госпоже, и, следовательно, играл ключевую роль при её дворе. Высокое положение Джермина наверняка способствовало тому, что его отец тоже занимал ряд придворных должностей: егеря королевы, вице-камергера короля, губернатора острова Джерси, контролёра королевского двора и, наконец, лорда-лейтенанта Саффолка. Старший брат Томас стал конюшим маленького принца Уэльского, затем – одновременно мировым судьёй и заместителем лейтенанта в Саффолке. Однако этого было мало, чтобы удовлетворить амбиции Джермина: он видел, каким влиянием пользовался Бекингем в Англии, Ришельё во Франции и Оливарес в Испании. И желал того же для себя. Генриетта Мария тоже жаждала власти.
Между тем, по свидетельствам современников, король словно заново влюбился в свою жену, а она – в него.
Придворный поэт Хабингтон ссылался в качестве примера на своего государя, воспевая супружескую любовь:
Пример принцев - закон: поэтому мы,
Как верноподданные, должны быть настоящими любовниками.
С 1627 года Генриетта Мария, наконец, стала получать свои 18 000 фунтов в год, положенных ей по брачному контракту, и, кроме того, ей были дарованы крупные поместья и земли, в то числе, Гринвичский парк, где она обычно гуляла, когда ей хотелось свежего воздуха и тишины. Супруги начали обмениваться подарками и портретами и скучать во время коротких разлук. Когда на рождественской неделе Карлу пришлось уехать на четыре дня в Теобальдс, королева установила его портрет возле своей кровати. В канун Рождества один из придворных осторожно сообщил в своём письме:
-Мы здесь питаем некоторую надежду, что королева беременна, у неё есть некоторые признаки этого, но должно пройти больше времени, тогда мы будем знать об этом наверняка.
Когда же осенью 1628 года о беременности Генриетты Марии было объявлено официально, Оксфордский университет и городской совет приказали от радости звонить в колокола и зажечь костры. Однако не все радовались. Были задержаны два неосторожных болтуна, первый из которых заявил:
-Я бы хотел видеть Её Величество на дне океана!
Другой же предложил:
-Давайте повесим ей на шею мельничный жёрнов!
В Париже блаженство Марии Медичи было омрачено только тем, что сразу две её дочери собрались рожать в одно и тоже время в Турине и Лондоне. Поразмыслив, к кому ей отправить известную акушерку Перонн, флорентийка решила в пользу младшей дочери, чей ребёнок должен был унаследовать целое королевство. Но, увы, Перонн не успела добраться до Англии, и 12 мая в Гринвичский дворец была вызвана «бедная городская повитуха», которая, очутившись в королевской опочивальне, упала в обморок. По Лондону же ходили противоречивые слухи о причине преждевременных родов Генриетты Марии: