-Я больше не ребёнок, - отрезала королева.
Казалось, она так привыкла к своим английским приближённым, что даже равнодушно отнеслась к назначению шестидесяти французских слуг, обещанных ей:
-Одной камеристки, с которой я могла бы ходить в церковь, было бы вполне достаточно.
В июле того же года Джермин сопроводил Генриетту Марию в курортный городок Танбридж, где она послушно пила отвратительную на вкус лечебную воду. После этого они отправились на северо-запад в Отленд, где к ним присоединился Карл I.
Уже к середине октября появились новые слухи о беременности королевы, так как её слуг видели рыщущими по столице в поисках мидий, которых внезапно ей захотелось поесть. Узнав об этом, Мария Медичи зысыпала свою дочь советами и прислала ей красивое кресло, на котором слуги должны были носить её. В свой черёд, король поспешил заверить тёщу, что в этот раз Генриетта Мария настолько осторожна, что единственную власть, которую ему нужно было проявить, это власть любви:
-Единственный спор между нами заключался в том, кто победит другого любовью.
Мадам Перонн снова была ангажирована и уже в марте 1630 года любимый карлик королевы, Джеффри Хадсон, и её учитель танцев были отправлены во Францию за повитухой и её помощницами. К радости недовольных англичан, корабль был захвачен пиратами, которые разграбили корабль, но, в конце концов, отпустили пассажиров, благополучно вернувшихся домой. Мария Медичи также отправила в Англию десять монахов-капуцинов, которых прикрепили к часовне королевы в Сент-Джеймском соборе, законченной Иниго Джонсом в 1631 году. Тем не менее, мнение протестантов смягчилось после известия о том, что все королевские дети будут исповедовать установленную в королевстве религию и что французскому врачу, присланному королевой-матерью, даже не разрешили побеседовать с Генриеттой Марией.
Элеонора Дэви снова выступила со своими пророчествами. В ответ Карл I приказал ей, «чтобы она оставила свои предсказания». Но та, ничуть не смутившись, заверила его посыльного, что следующий ребёнок короля будет «здоровым сыном» (в конце концов, «луч божественного знания о будущем» привёл её в тюрьму, где пророчица провела два года). Тем не менее, оба будущих родителя нервничали.
-От этой новой надежды, которую дал нам Бог, - писал Карл своей тёще, - зависит моё будущее.
Генриетта Мария постоянно носила на шее маленькую подвеску в виде сердечка, присланную матерью, которая, якобы, оберегала от выкидыша. Когда же она случайно снимала эту безделушку, то сразу начинала волноваться. После некоторого обсуждения Гринвичский дворец был отклонён как место для родов королевы, и для этой цели избрали старый охотничий домик Генриха VIII из красного кирпича в Сент-Джеймсе. Были подготовлены несколько комнат с умиротворяющим видом на олений парк, где установили новую великолепную кровать с драпировками из зелёного атласа стоимостью 675 фунтов стерлингов.
Наконец, все приготовления были завершены. Роды Генриетты Марии начались около четырёх часов утра 29 мая 1630 года и, как свидетельствовал её врач Теодор Майерн, вновь были тяжёлыми и едва не стоили королеве жизни. Но ещё до полудня она стала «счастливой матерью принца Уэльского». В тот же день, когда Карл I торжественно направлялся в собор Святого Павла, чтобы поблагодарить Бога за рождение на удивление здорового сына, в полуденном небе засияла звезда.
Хотя крёстными ребёнка стали Людовик ХIII и Мария Медичи, католики, Карл I предупредил капуцинов жены, «что они не должны беспокоиться о крещении его сына, поскольку он позаботится об этом сам». Принц был крещён в Сент-Джеймском соборе, хотя и не в часовне королевы, Уильямом Лодом, архиепископом Кентерберийским, по протестантскому обряду. При этом использовалась серебряная купель, подаренная лорд-мэром Лондона. Король вручил кормилице принца тысячу фунтов, а герцогиня Ричмондская, выступающая доверенным лицом второго крёстного отца, принца Палатинского (зятя короля), подарила младенцу драгоценность стоимостью 7 000 фунтов. В честь принца Карла в Лондоне запускали фейерверки, слагали стихи и жгли костры. Лондонцы сразу окрестил младенца «французом» или «чёрным мальчиком».
-Он такой смуглый, что мне за него стыдно, - писала Генриетта Мария.
Не только цвет лица принца выделял его среди членов семьи Стюартов.
-Он такой толстый и такой высокий, что его принимают за годовалого, - добавила она спустя четыре месяца.
Когда сын смотрел на мать своими тёмными глазами, у той возникало ощущение, что он намного мудрее её.
Рядом со своими бледными и невысокими родителями ребёнок казался подкидышем. Возможно, будущий Карл II унаследовал свой гигантский рост от датских предков. А цвет кожи, как считалось, ему достался от Медичи. Однако портрет его незаконнорожденного дяди Цезаря Вандома, с которым принц имел поразительное сходство, доказывает, что смуглота передалась ему от деда Генриха IV. Тем не менее, некий Слингесби Бетел, служивший в комитете безопасности Кромвеля во время революции, говорил, что видел письма Генриетты Марии, подтверждающие, что будущий король Карл II и его брат, будущий король Яков II, были сыновьями Джермина. Впрочем, утверждения, что «король был бастардом, а его мать была шлюхой Джермина», как и то, что «все королевские дети были бастардами Джермина», были нередкими в устах врагов Стюартов. Если бы Карл и Генриетта Мария оставались равнодушными друг к другу и после смерти Бекингема, историки могли бы без особых колебаний приписать отцовство Карла II Джермину. Но после убийства королевского фаворита ситуация изменилась и впоследствии большинство исследователей сходилось во мнении, что король и королева по-настоящему любили друг друга. Как бы при этом не относилась Генриетта Мария к Джермину, она знала, что её долг состоит в том, что бы спать с королём и рожать от него детей.