-Обитель наслаждения! – восторженно называла его Генриетта Мария.
-Иностранный дом, построенный папистами! – недовольно ворчали пуритане.
Что же касается Джермина, то, вдохновлённый Давенантом, он ознакомился с архитектурными принципами Иниго Джонса и задумался о том, чтобы перестроить Лондон в классическом стиле. Правда, с самим существующим городом ничего нельзя было поделать, но к северу от него раскинулись заливные луга, которые Генриетта Мария и её фаворит задумали исследовать на предмет строительства. Если Мадагаскар стал для Генри недостижимой мечтой, то свой архитектурный проект он воплотит спустя многие годы.
После возвращения фаворита Генриетты Марии из ссылки его каръера пошла в гору, что отметил Давенант в своём стихотворении «Генри Джермину», в котором называет его старым прозвищем, придуманным Портером ещё в Мадриде - «Ариго», от имени «Гарри» (производное от «Генри»):
Таким образом, я (Ариго) могу спокойно возвышаться,
Воспитанный на хвастовстве, но не обременённый преступлениями;
Те, у кого свои славные пороки, остаются
В прошлом. Но я по праву горжусь ими.
-На гербе Джермина был изображён полумесяц между двумя звёздами, - вторит ему писатель Энтони Адольф. – После его триумфального возвращения из ссылки обе эти звезды ярко засияли на позолоченном небосклоне двора Карла I.
С финансовой точки зрения положение Джермина улучшилось: ряд выгодных должностей и земельные наделы обеспечили ему огромный доход в размере более 4 000 фунтов стерлингов в год (2 000 000 фунтов стерлингов в современном эквиваленте). Из-за чего его враг, поэт Эндрю Марвелл, завистливо шипел:
-Он объелся супом и золотом!
Однако сам Джермин, когда сравнивал свои доходы с доходами аристократов от их собственных обширных владений, не считал себя богачом. Тем не менее, вполне довольный своей судьбой, он не замечал признаки надвигающейся на Англию революционной бури.
Первым их заметил нунций Конн, который пользовался уже таким уважением Генриетты Марии, что однажды, когда она прощалась с французским послом, архиепископ Лод стоял по её правую руку, а Конн – по левую. С благословения нунция работа по обращению в католичество продвигалась иногда даже слишком быстро. Так, однажды леди Ньюпорт, одна из племянниц Бекингема, после посещения театра Друри-Лейн заехала в Датский дом и тут же была принята одним из капуцинов королевы в лоно католической церкви. Неудивительно, что это привело короля в негодование, в то время как сама Генриетта Мария «послала за священником, пожурила его и предостерегла от повторения подобных действий, особенно по отношению к знатным женщинам». Однако граф Ньюпорт не был склонен оставлять это дело без внимания и призвал Лода начать процесс против тех, кто был причиной обращения его жены. В свой черёд, архиепископ ничего более так не желал, как исполнить его просьбу. Тем не менее, королева не была склонна уступать и пожаловалась мужу на Лода, использовавшего, как ей донесли, слишком дерзкие выражения в её адрес в зале Совета. Карл оказался в затруднительном положении: он был полностью на стороне архиепископа, но, в то же время, любил жену. В конце концов, он посоветовал Лоду поговорить с королевой:
-Вы увидите, что моя жена разумная женщина.
По-видимому, архиепископ сомневался в этом. Но когда в это дело вмешался Конн, Карл I отрезал:
-Не забывайте, что Вы в Англии, а не в Риме!
Хотя Лод был нейтрализован, Конн не успокоился.
-Наши великие женщины уходят с каждым днём, - печально писал магистр Чартерхауса (школы в Лондоне) лорду Уэнтуорту.
Подтверждением одного из достижений нунция является разговор с ним леди Арундел.
-До того, как Вы появились, я и за миллион бы не стала принимать священника в своём доме, - сказала она Конну.
Таким образом, благодаря ему, переход в католичество стал модным среди аристократок.
Но через три года пребывания в Англии здоровье Конна пошатнулось и он уехал обратно в Рим, где так охарактеризовал обстановку в Англии: