-У неё были длинные тощие руки, неровные плечи, а некоторые зубы торчали изо рта словно бивни, - добавляет принцесса Палатинская.
Впрочем, ей понравились глаза, нос и цвет кожи лица Генриетты Марии.
У двух королев, Генриетты Марии и её вдовой золовки, которые никогда раньше не видели друг друга, было мало общего. Скорее, они представляли собой полную противоположность, как внешне, так и внутренне. После того, как одиннадцать лет назад Габсбурги отобрали у курфюрста Фридриха V престол Богемии и, заодно, лишили его Пфальца, «Зимняя королева», как прозвали Елизавету Стюарт, пребралась с мужем и детьми в Гаагу, где овладела всеми уловками, с помощью которых изгнанные члены королевской семьи могли получить кредит. Её прославленная светлая красота выдержала множество бурь и чем-то напоминала античные статуи из коллекции её брата. В сорок пять лет Елизавета не знала, что такое нервы и обладала крепким от природы здоровьем. При этом она давным-давно, скорее по собственному выбору, чем по необходимости, отказалась от всяких попыток выглядеть элегантно. Вдобавок, перенесённые страдания отточили её язычок. Тем не менее, несмотря на то, что Елизавета была склонна обвинять во всех несчастьях своего брата Генриетту Марию, толпа, собравшаяся в тот ненастный мартовский день по пути следования процессии, отметила, что обе королевы беседовали друг с другом довольно любезно.
При вьезде в столицу гостей встретили фейерверком и восемьюдесятью пушечными залпами, а полностью вооружённые знатные горожане собрались сопроводить их в Новый дворец, приготовленный для королевы Англии и её свиты. Таким образом Фредерик Генрих, темноволосый мужчина пятидесяти трёх лет, постарался продемонстрировать «большую привязанность» к своим новоявленным родственникам. В отличие от принца Оранского, его супруга Амалия Зольмс, бывшая фрейлина Елизаветы Стюарт, была не слишком рада гостям и испытывала ревность к своей маленькой невестке до самой своей смерти. Свита Фредерика Генриха была тоже возмущена, когда он приказал им последовать его примеру и приветствовать «королевскую принцессу» с непокрытой головой.
Приехав в Голландию с намерением как можно быстрее собрать деньги для своего мужа, Генриетта Мария вместо этого была вынуждена присутствовать на ряде развлекательных мероприятий, которые устраивались в её честь. При этом она с тайным неудовольствием отмечала, что отцы города, непривычные к общению с королевскими особами, не снимали шляпы в её присутствии, разговаривали с ней как с равной и уходили, не попрощавшись. Иногда дело доходило до смешного, когда новый голландский посол, нанеся визит королеве Англии перед своим отъездом в Лондон, поцеловал руки Джеффри Хадсону, приняв двадцатидвухлетнего карлика за одного из её сыновей.
В небольшой двор Генриетты Марии в Гааге также входили граф Арундел, старый лорд Горинг, чей сын всё ещё защищал Портсмут, герцогиня Ричмонд, леди Денби, леди Роксбург, которая была гувернанткой Мэри, и отец Филипп с ещё одним капуцином.
Через семнадцать дней после своего прибытия она, наконец, получила письмо от мужа, в то время как флот, посланный парламентом, бороздил Северное море и пролив Ла-Манш, стремясь перехватить почту и припасы, отправленные королевой в Англию. Тем не менее, более сорока писем Генриетты Марии на французском языке достигли адресата, а перехваченные некому было расшифровать. Иногда королева специально писала по-английски без шифра, чтобы ввести врага в заблуждение, скрепляя их алыми печатями с гербами Англии и Франции. В одном из них она утверждала, что получила сообщение от Пима, дабы навлечь на него подозрение со стороны его сторонников. Причём все эти послания свидетельствуют о том, что Генриетта Мария писала безграмотно на обоих языках, начиная всегда одинаково: «Моё дорогое сердце» и заканчивая: «Прощай, моё дорогое сердце» или «Вся твоя».
В середине марта английский посол Босуэлл сообщил в Лондон, что неделей раньше Мэри была официально передана принцу Оранскому, который вместе с сыном проводил её до выделенного ей дворца. При этом посланник парламента признался, что вышел из себя из-за того, что его игнорировали во время брачных торжеств.
-Не учитывая нынешнее состояние английских дел, честь союза считалась большой, - иронизировал он, - но один из горожан сказал лорду Горингу в присутствии принца, что, как опасаются, брак со старшей дочерью короля поставил принца в такое тяжёлое положение, что вскоре он начнёт сомневаться, погубит ли этим их или себя.