Выбрать главу

Стоимость этого мероприятия составила более 200 000 дукатов.

Таким образом, праздность испортила все хорошие качества короля и сделала его рабом фаворита и своих страстей.

Через десять дней после конного парада произошло событие, которое не только взбудоражило Испанию и всю Европу, но и стало поводом для демонстрации Филиппом IV ещё большего великолепия, затмившего все предыдущие торжества.

Между пятью и шестью часами вечера 7 марта 1623 года, когда начало смеркаться, двое молодых англичан, в пыльной одежде и без сопровождения, въехали верхом на шумные немощёные улицы Мадрида. Спросив дорогу к резиденции английского посла Джона Дигби, графа Бристольского, они направились к «дому семи труб», расположенному на уединённой улочке неподалеку от Калле де Алькала. Когда они прибыли туда, им сказали, что посол занят и его нельзя беспокоить. Старший из посетителей продолжал настаивать и велел передать, что привёз важное письмо от сэра Фрэнсиса Коттингтона, ехавшего из Англии в Испанию, карета которого сломалась по дороге в дне пути отсюда. Наконец, его впустили, и незнакомец в плаще и с растрёпанными волосами, взвалив на плечо небольшой саквояж, составлявший единственный багаж путешественников, ввалился в кабинет посла, в то время как его младший спутник остался в тени стены через дорогу охранять лошадей.

Лорд Бристоль уже в течение двенадцати лет был занят трудными переговорами с испанцами о браке инфанты Марии Анны с Карлом, принцем Уэльским, старшим сыном короля Англии. Якову I очень нужны были наличные деньги в виде приданого инфанты и гарантии того, что император, кузен Филиппа IV, вернёт захваченный Пфальц его зятю, курфюрсту Фридриху.

Вот как нелестно характеризует английского короля писатель Мартин Хьюм:

-Яков I был хитрым дураком, которого переигрывали в дипломатии, он же льстил себя мыслью, что всех победит в двуличии. Он так часто называл себя то католиком, то протестантом, что ему просто перестали верить…

Когда Филиппу III и Лерме было необходимо отвлечь Англию от коалиции с Францией, они притворялись, что прислушиваются к заигрываниям английского короля, которые ранее отвергали с презрением. При этом они не теряли надежды на возвращение Англии в лоно Церкви. В свой черёд, Гондомар, испанский посол в Лондоне, вёл двойную игру, в течение многих лет поддерживая уверенность как в своём собственном правительство, так и в короле Якове, что другая сторона, в конечном счёте, пойдёт на уступки. Вдобавок, чтобы удержать английского монарха от окончательного разрыва с Испанией, интрига в течение последних лет была перенесена в Рим, где шли бесконечные обсуждения: должен ли папа давать разрешение на брак католички с протестантом.

Однако каковы бы ни были истинные намерения министров его покойного отца, Филипп IV, как и Оливарес, с его честолюбивыми претензиями на гегемонию Испании в Европе, не собирался выдавать сестру замуж за принца Уэльского. В то время как Лондоне думали, что дипломатическая осторожность Бристоля препятствует урегулирования этого дела.

По предложению испанского посла тридцатилетний герцог Бекингем, фаворит и главный министр короля Якова, отправил своего секретаря Эндимиона Портера, бывшего пажа Оливареса, в Мадрид с секретным приказом пообещать значительные уступки испанцам и намекнуть, что принц Уэльский сам может приехать за своей невестой. Портер, который не был дипломатом, встретился с Оливаресом в начале ноября 1622 года и прямо попросил заверений в том, что в обмен на обещанные уступки Испания немедленно даст согласие на брак и заставит императора вернуть Пфальц курфюрсту. На что Оливарес, надменно усмехнувшись, ответил:

-Я не понимаю, что Вы имеете в виду.

Узнав об этом, лорд Бристоль совсем пал духом. Ему не было известно, что Портер отвёз обратно в Лондон личное послание от Гондомара, вернувшегося в Испанию, Бекингему, в котором говорилось, что принцу Уэльскому необходимо самому приехать в Мадрид инкогнито и принудить дипломата действовать быстрее в ситуации, когда честь Англии поставлена под угрозу. Но если романтичный принц Карл почти сразу согласился на поездку в Испанию, то король Яков, по словам Хьюма, «плакал и пускал слюни, как испуганный младенец, когда «Малыш» (его сын) и «Стини» (его фаворит) вырвали у него… разрешение предпринять столь безрассудную авантюру».

Итак, «милые мальчики и отважные рыцари, достойные быть увековеченными в новых романах» (по выражению Якова I) отправились в путь в сопровождении лорда Коттингтона, секретаря принца, и Портера, хотя первый, который хорошо знал испанцев, был категорически против этого путешествия.