Из Бретани Генриетта Мария действительно отправилась в замок Бурбон д’Аршамбо, рсположенный в самом сердце Франции. Это было прекрасное место для отдыха ума и тела: ветхие стены, все увитые плющом, башенки с красными крышами, маленькая серая церковь, построенная в ХII веке, и спокойное озеро, в котором отражались кроны зелёных деревьев. Местные терминальные источники были известны ещё во времена римлян и в августе 1644 Бурбонне всё ещё оставался модным курортом. Появление королевы Англии не осталось незамеченным. По свидетельствам очевидцев, по её виду трудно было догадаться, что Генриетте Марии нет ещё и тридцати пяти. Она могла предвигаться только согнувшись в сопровождении двух слуг. Её лицо выглядело измождённым, а фигура бесформенной. При этом она постоянно плакала без причины. Поэтому её соотечественники решили, что эта лилия Бурбонов вернулась в колыбель своих предков, чтобы умереть. Французы проявляли к ней большое сочувствие, испытывая инстинктивную ненависть к вероломному Острову, который довёл их молодую и красивую принцессу до такого плачевного состояния.
– Меня везде принимают с большими почестями и знаками привязанности со всех сторон, от самых великих до самых ничтожных, - умилялась Генриетта Мария.
Анна Австрийская прислала золовке помимо 10 000 пистолей и патента на ежемесячную пенсию в 80 000 ливров из-за её статуса дочери Франции, одну из своих любимых дам в качестве компаньонки. Франсуаза Ланглуа, госпожа де Мотвиль, со своими вкрадчивыми манерами во всех отношениях подходила для такой должности. Она была дочерью дворянина опочивальни короля и племянницей епископа-поэта Жана Берто. Её мать, испанка благородного происхождения, была близкой подругой Анны Австрийской. Хотя Франсуазе было всего двадцать три года, она уже три года как вдовела, похоронив своего восьмидесятилетнего мужа. Она была хорошенькой, задумчивой, эллегантной женщиной, не интеллектуалкой, но полной интереса к окружающей жизни. С присущим ей тактом госпожа де Мотвиль объяснила королеве Англии, что идея пригласить герцогиню де Шеврез присоединиться к ней в этом уединении была не самой удачной. Вернувшись ко двору после смерти кардинала Ришельё, герцогиня вовсю хвасталась своим безграничным влиянием на Анну Австрийскую и своим намерением использовать его на благо своих английских благодетелей. Поэтому вскоре кардинал Мазарини счёл, что ей не место при дворе. Во имя интересов своего мужа Генриетте Марии пришлось отказаться от дружбы с опальной герцогиней.
Однажды она упала в обморок и пролежала три недели, не написав Карлу ни строчки. У неё болело сердце, на одной груди образовался абсцесс и сыпь покрыла всё тело. Она жаловалась на онемение всех конечностей, особенно одной руки, и на сонливость. Только 7 сентября королева смогла написать мужу:
– Я начинаю надеяться, что не умру…Теперь, когда мне лучше, я могу сказать Вам, что была очень больна, и что не надеялась Вас увидеть снова.
Вместе с её первыми слабыми надеждами на выздоровление она вспомнила о своём первенце, которому уже исполнилось четырнадцать. Королева попросила прислать его мерки, чтобы заказать ему доспехи во Франции. Она также очень беспокоилась за свою младшую дочь, «брошенную на растерзание этим тиграм». Тем не менее, Генриетта Мария постепенно выздоравливала. Но если физическое состояние королевы улучшилось, то психическое её здоровье желало лучшего: она ни о чём не могла говорить, как только о революции в Англии. Но под влиянием госпожи де Мотвиль к Генриетте Марии, наконец, вернулось её обычное мужество. Новая подруга королевы с энтузиазмом отметила, что хотя физические и душевные невзгоды преждевременно разрушили её красоту, о которой свидетельствовали её портреты, тем не менее, её глаза и цвет лица были восхитительны, а нос – правильной формы. Правда, Генриетта Мария была довольно истощена и рот у неё был слишком большой, зато своим любезным и милым поведением она завоёвывала сердца до конца своих дней.