– Положение, в котором оказался король, не позволяет мне увидеть его с помощью тех способов, на которые я прежде надеялась. Именно это привело меня к решению потребовать у обеих палат и у генерала их армии паспорт, чтобы приехать и повидаться с ним в Англии.
Де Гриньян честно выполнил свой долг, но после дебатов в палате общин было решено, что документы, переданные французским послом для получения паспорта Генриетты Марии, следует оставить нераспечатанными. Тридцать пять лет спустя последнее обращение королевы к палачам своего мужа было обнаружено всё ещё запечатанным клерком, разбиравшим бумаги в одном из столов парламентской приёмной Вестминстера.
Не получив ответа ни от одного из тех лиц, к которым она обращалась, Генриетта Мария убедила себя, что причиной этого зловещего молчания была блокада Парижа войсками регентши. В конце концов, она решила, что у неё больше шансов узнать новости в Сен-Жермене, чем в осаждённом городе, жители которого были слишком заняты собственными проблемами, чтобы «сильно беспокоиться о том, что может случиться с королём Англии».
Когда её немногочисленные пожитки были упакованы, Генриетта Мария с маленькой дочерью облачилась в плащ с капюшоном для трудного пути по забарикадированным улицам и зимней сельской местности. Но возле сада Тюильри её маленький кортеж был остановлен фрондёрами и ей ничего не оставалось, как вернуться в Лувр.
В один из первых дней февраля госпожа де Мотвиль, оставшаяся в Париже, приехала навестить её. Она обнаружила Генриетту Марию в смешанном состоянии ужаса и облегчения. Заливаясь слезами, та рассказала, что когда её мужа, короля, повели на казнь, у подножия эшафота лондонская толпа освободила его. Госпожа де Мотвиль полагала отвтетственным за эту басню Джермина, который недавно вернулся из Гааги и хотел таким образом подготовить королеву к ожидавшему её удару.
Утром 8 февраля Генриетта Мария отправила доверенного человека к французскому двору, чтобы узнать новости. В тот же день во время ужина её духовнику, отцу Ситриену де Гамашу, шёпотом намекнули, что после вознесения благодарности Богу по окончании трапезы ему следует остаться, дабы предложить духовное утешение королеве в связи с печальными известиями, которые, вероятно, она получит. Хотя Джермин, человек по натуре миролюбивый, избегал сцен, он взял на себя трудную задачу сообщить Генриетте Марии печальную весть. После ужина час прошёл в разговорах на нейтральные темы, в то время как королева с нетерпением ожидала возвращения своего посланца. Пожалуй, она была единственным человеком, который ни о чём не подозревал, в то время как слуги бросали нервные взгляды на сидевшего с несчастным видом Джермина. Наконец, Генриетта Мария устало пожаловалась на опоздание своего гонца. Тогда, собравшись с духом, её камергер сказал:
– Благородный человек, которого Вы послали за новостями, всегда обычно был столь расторопным и верным в исполнении приказов Вашего Величества, что давно бы уже вернулся, если бы новости были хорошие…
-В чём же тогда дело? – спросила королева. – Я ясно вижу, что ты знаешь.
Джермин действительно знал, но даже теперь, стараясь смягчить удар, он открыл ей правду не сразу. По словам капуцина, Генриетта Мария «не ожидала ничего подобного» и удар застал её, как обычно бывает, врасплох.
Глава 7 ВДОВА
27 января 1649 года Карлу I вынесли смертный приговор. Местом сужебного разбирателства был Вестминстер-холл, в котором восемь лет назад он был зрителем процесса над Страффордом. Едва он попытался что-то сказать в свою защиту, как его поспешно вывели из зала. И солдаты после выкриков: «Правосудия!» и «Казнь!» пустили табачный дым королю в лицо, когда он проходил мимо. В ту же ночь он попросил, чтобы его собак отправили к жене во Францию. Два дня спустя в Сент-Джеймский дворец доставили в карете для последнего прощания его детей из резиденции лорда Нортумберленда, назначенного их опекуном. Принцессе Елизавете, хрупкой девочке с копной льняных кудрей, было всего тринадцать. В то время как герцогу Глостерскому, крепкому мальчику со светло-каштановыми волосами и пухлыми щеками, исполнилось всего восемь с половиной. При виде своего отца, с которым они расстались пятнадцать месяцев назад, дети заплакали. Его волосы стали почти седыми, а борода и одежда имели запущенный вид. Посадив свою дочь на колени, король попросил её внимательно выслушать его, поскольку у него было не так много времени. Кроме того, он попросил Елизавету записать его слова после их свидания.