Поведение вдовы можно объяснить, во-первых, заносчивостью Великой мадемуазель. А, во-вторых, тем, что в доме Карла II с недавних пор поселилась красивая молодая женщина с четырёхмесячным ребёнком. И на встречу в Сен-Жермен со своей предполагаемой невестой он отправился в одной карете с этим, по словам писателя Джона Ивлина, «смуглым, красивым, смелым, но безвкусным существом». Первая любовница Карла была дочерью простого дворянина, чей замок в Уэльсе был разрушен войсками парламента. Найдя сначала убежище в Лондоне, Люси Уолтер решила оттуда отправиться в Гаагу, ставшую прибежищем английских роялистов. Проблему отсутствия средств для поездки и дальнейшего пребывания в Голландии она решила поиском богатого возлюбленного. Элджернон Сидни, сын графа Лестера, рассказывал позже герцогу Йоркскому, что передал девушке 50 золотых, но воспользоваться плодами сделки не успел, поскольку вынужден был спешно присоединиться к своему полку, уступив «права» на Люси своему младшему брату полковнику Роберту Сидни, который и получил «приз». В Гааге она познакомилась с сыном Генриетты Марии и 9 апреля 1649 года родила ему сына Джеймса, позже известного как герцог Монмут. Наверняка Люси была той самой дамой, на которую указала в Сен-Жермене вдова, чтобы, по словам писательницы Каролы Оман, «пробудить ревность в груди мадемуазель». В результате Анна Мария Луиза снова осталась без мужа, так как император предпочёл ей принцессу Элеонору Гонзага. А вдова Карла I четырнадцать месяцев спустя притворилась, что её дочь Мэри, родив сына, впервые сделала её бабушкой.
– Король питает ко мне, – писала она своей сестре Кристине, – величайшую привязанность, какая только возможна. Вы, у кого есть сын, который оносится к Вам таким же образом, можете судить, что это значит для матери.
Тем не менее, это было правдой лишь отчасти. Оба сына Карла I унаследовали его упрямство. Но если старший не хотел ни ссориться с матерью, ни подчиняться ей, то герцог Йоркский всегда был непрочь поспорить и мог дуться целыми днями. Таким образом, любимец Генриетты Марии всегда невозмутимо шёл собственным путём и когда после смерти мужа она отправила ему срочное письмо, в котором просила его немедленно присоединиться к ней и не допускать никого в свой Тайный совет без её согласия, было уже поздно. Когда же, наконец, они увиделись, Карл не выразил никакого желания обсуждать с матерью свои дела. Ну, а если вдова проявляла в каком-либо деле излишнюю «страстность», её царственный сын посылал к ней в качестве посредника своё доверенное лицо.
В качестве такого лица обычно выступил Эдвард Хайд (или Нед Хайд), способный юрист, но низкого происхождения. К тому же, его внешность и манеры никак не располагали к нему Генриетту Марию. У этого толстяка были смешные розовые щёки, а также волосы и усы цвета патоки. Он прибыл по делу, которое сам называл «не из приятных»: король не хотел, чтобы его младшая сестра воспитывалась в римско-католической вере. Дело в том, что Генриетта Мария заново крестила её – из англиканства в католичество, причём крёстной матерью стала регентша Франции. В честь неё принцесса Генриетта получила второе имя – «Анна».
Сразу же вспылив, вдова заявила, что, согласно её брачному контракту, ей разрешалось опекать своих детей до двенадцатилетнего возраста. Кроме того, она заручилась согласием покойного Карла I на то, чтобы их младший ребёнок воспитывался в её вере. Не говоря уже о том, что дочь жила с ней католической стране, в то время как Англию её сыну ещё только предстояло отвоевать. Таким образом, Эдвард Хайд мог только «заклинать её не думать о том, чтобы поместить принцессу в женский монастырь». На что Генриетта Мария, мечтавшая о достойном браке для своей дочери, с готовностью согласилась. Карлу же пришлось утешаться мыслью, что за несколько лет его младшая сестра вряд ли станет ярой католичкой, а потом у него, возможно, появится собственный дом, который он сможет предложить ей.
Генриетта Мария винила во всём советников сына, которые окружали его в Голландии. К тому же, Карл II не доверял её бесценному Джермину, а его друзья называли её свиту «луврской вечеринкой», намекая на то, что ничто не может быть более пагубным для перспектив молодого короля, чем предположение, что мать имеет на него какое-то влияние. Лорд Хаттон, бывший вице-камергер Карла I, поселившийся в Париже, доносил его сыну, что Джермин, якобы, наживается на своей госпоже. Негодование недоброжелателей Генри также вызвало то обстоятельство, что Карл II назначил его друга Перси губернатором острова Джерси. Причём никто не сомневался, что это произошло с подачи фаворита Генриетты Марии.