Между тем к тревоге за старшего сына прибавилось также её беспокойство за герцога Йоркского: тот неожиданно уехал во Фландрию, не сочтя нужным посвятить мать в свои планы. В декабре в Париже распространился слух, что герцог Лотарингии, изганный из Франции, собирается передать под начало Джеймса восемь полков. Генриетта Мария вынуждена была написать Мазарини, что не несёт никакой ответственности за действия своего младшего сына:
-Я должна признаться, как у меня мало власти над ним. Он настоял на поездке во Фландрию, не сообщив мне о своих планах и заявив, что связан клятвой не делать этого. Однако он пообещал мне никогда не воевать против Франции…
Николас, секретарь Карла II, одобрив побег Джеймса в письме к графу Ормонду, призвал последнего не доверять «Ваалу из Лувра, который является Идолом, погубившм наш Израиль». Поспешив отмежеваться от него, Ормонд сообщил Генриетте Марии, что, по-видимому, герцог Лотарингии расчитывает женить её второго сына на своей незаконной дочери.
Тем не менее, герцог Йоркский не нашёл себе применения во Фландрии, а найти приют в Голландии ему помешали подданные сестры. Продав лошадей своего брата, он отправился затем в Ренн, где его радушно приняла тётка, Елизавета Богемская. Однако в её обшарпанном доме принцу, по-видимому, показалось тесно, потому что, в конце концов, он вернулся к матери, которая приняла его «без упрёков».
У самой вдовы было и без сыновей достаточно неприятностей. Если ей самой Анна Австрийская сочувствовала, то присутствие английских протестантов в столице уже начало действовать на нервы регентше, которая скучала по своему кардиналу, сбежавшему от новой волны народного гнева в Рейнланд.
– По нашему мнению, все беды, которые постигли Францию, – торжественно заявила испанка золовке, – были посланы нам в наказание за то, в Лувре проводятся еретические богослужения.
По её сведениям, некий протестантский священнослужитель, доктор Козин, проводил службы там в «подземной комнате».
– Ни один добрый католик, – продолжала Анна, – не мог бы допустить такого положения дел.
Кроме того, регентше не нравилось, что Генриетта Мария не пыталась обратить в католичество своих сыновей.
Сознавая, что она во Франции только гостья, вдова поспешила отослать Козина и посетовала на то, что с ней нет покойного отца Филиппа, всегда мирно улаживавшего все неприятности с её протестантскими подданными.
Тем временем Джермин, получив весточку о прибытии флота принца Руперта в Тулон, написал ему 6 февраля 1651 года:
-Я бесконечно рад слышать, что Ваше Высочество благополучно прибыли в Тулон, учитывая, сколько причин было опасаться, что у Вас не было бы такого благоприятного исхода из-за шторма и врагов, с которыми Вам пришлось иметь дело, и, я… дам Вам доказательство того, что делаю в настоящем всё, что, в моём понимании, может быть на благо Вашей службы…
Но как бы ни хотелось Джермину присоединиться к принцу, долг по-прежнему обязывал его оставаться рядом с королевой, испытания которой ещё, увы, не закончились. Теперь Генриетте Мария угрожала потеря «её любимого и самого восхитительного места отдыха в Шайо». На сцене неожиданно появился граф Тильер, главный наследник Бассомпьера, заявивший, что кредиторы его покойного родственника незаконно распоряжались его домом в его отсутствие. Однако он галантно был готов сдать дом в аренду Генриетте Марии при условии, что та будет использовать его только под своё собственное жильё. Графа поддержали и магистраты Шайо. Тем не менее, вдова 21 июня 1651 года «внезапно перевезла своих монахинь, чтобы захватить дом Бассомпьера». Поприветствовав на пороге десять или двенадцать святых женщин во главе с матерью Люлье, она с гордостью провела их по дому, для благоустройства которого приложила столько усилий. Вероятно, ей было обидно, когда после этого монахини решили провести свою первую ночь на чердаке. Генриетте Марии пришлось отправить в Лувр несколько светских предметов мебели, прежде чем святые сёстры в ответ на её мольбы согласились покинуть свой чердак.
Спустя неделю в Шайо прибыла Анна Австрийская, чтобы поприсутствовать на первой мессе, которую отслужили в монастыре. По воспоминаниям монахинь, пока королева-регентша беседовала с Генриеттой Марией, юному Людовику, который в одиночестве прогуливался по монастырскому саду, стало скучно и он стал громко призывать к себе свою свиту. Придворные выломали дверь и толпа ворвалась внутрь, заполнив все свободные уголки обители. Привлечённая шумом Генриетта Мария вышла на балкон и приказала племяннику прекратить беспорядок. Сразу же раскаявшись, юный король поспешил выполнить её указание и, не удовлетворившись изгнанием своей свиты, приказал одному из присутствующих тут же епископов оценить причинённый им ущерб. Таким образом, монахиням было выплачено тридцать пистолей, а целому отряду лучников пришлось охранять монастырь днём и ночью, в том числе, из-за угроз графа Тильера. Тем не менее, последний вскоре пошёл на мировую и для Генриетты Марии наступила короткая пора затишья.