– Он уже полностью обратился? – поинтересовалась Анна Австрийская у его матери.
– Нет, но он на этом пути, – ответила Генриетта Мария.
При этом Генри едва сдержался, так как Ловел посоветовал ему вести себя вежливо по отношению к матери. После визита в Лувр вдова послала за бывшим наставником сына и сказала ему, что поскольку она решила обратить сына, ему лучше уйти в отставку. Таким образом, Ловел был вынужден вернуться в Англию, а Генри – в Понтуаз, но перед этим он собственноручно отправил старшему брату короткую записку о своём невыносимом положении. Принца поддержали английские дворяне-протестанты, находившиеся в Париже, которые заверили Карла, что готовы отдать жизнь за его брата. Промолчал лишь один Джермин, ненавидевший интриги, сулившие ему неприятности.
После того, как в аббатстве Понтуаз погасили огонь, Гриффен, молодой камердинер Генри, стал по просьбе своего господина цитировать напамять все аргументы против папизма, которые только мог вспомнить из трактата Козина. Тем временем в качестве последнего аргумента Генриетта Мария приказала подготовить для младшего сына комнаты в колледже иезуитов в Клермоне. Единственная надежда принца была на помощь старшего брата. Письмо от Карла пришло в тот самый день, когда планировался переезд Генри в Клермон. Король упрекал свою мать в том, что она забыла о своих обещаниях покойному мужу, а также сыну, из-за чего могла помешать ему вернуть себе трон в Англии. Её придворные тоже получили несколько «тёплых» слов в свой адрес, но самые жестокие из них Карл приберёг для Джермина.
-Если бы Вы не приложили все усилия, чтобы предотвратить обращение герцога, то больше бы Вы не увидели меня и не услышали бы обо мне ничего! – написал ему король со скрытой угрозой.
Генри через Гриффена тоже тайно получил письмо от Карла.
– Не позволяйте им убеждать Вас ни силой, ни честными обещаниями, – дал наказ тот младшему брату, – на первое они не осмелятся, а что касается второго, то как только они совратят Вас, они добьются своего и тогда всё будет безразлично для Вас.
Спустя несколько дней 20 ноября в Париж прибыл специальный посланец короля Джеймс Батлер, маркиз Ормонд, отличавшийся своей физической силой, военными заслугами и достойным поведением. Однажды Генриетта Мария пожаловалась ему:
-Если бы мне доверяли, король (Карл II) бы уже был в Англии!
-Если бы Вашему Величеству не доверяли, король никогда бы не покидал Англии! – отрезал граф.
Поэтому вдова, зная его прямой характер, проявила меньше, чем обычно, решимости в столкновении с ним. Она лишь заявила:
– Я не считаю, что нарушила какое-либо обещание, данное королю, потому что не применяла насилие в отношение герцога.
Позиция, занятая Карлом II, вызвала негодование в Пале-Рояле. Джермин, в частности, воспринял упрёк короля отнюдь не безропотно.
-Если бы Ваше Величество даже использовали…приказы вместо угроз, то я не смог бы добиться большего, - заявил фаворит Генриетты Марии. - Если я никогда больше не увижу Ваше Величество и никогда не услышу о Вас – хотя лёгкость, с которой было принято это решение, могла бы дать мне некоторое утешение – ни один человек не мог бы быть более чувствителен к такому несчастью. Но было странно, что событие, которое так легко предвидеть, не было предотвращено теми, на кого возложили эту обязанность, в то время как этого ожидали от, возможно, единственного протестанта в мире, который имел вескую причину не вмешиваться в это дело.
Пожалуй, это единственное письмо, в котором Джермин прозрачно намекает на какие-то особые отношения, связывающие его с Генриеттой Марией.
В свой черёд, герцог Глостерский, возможно, под давлением матери, написал брату, что он слышал, будто бы тот прислал Джермину резкое письмо.
-Но если бы не он, Беркли и Крофтс, - уверял мальчик, - то лорд Ормонд нашёл бы меня в иезуитском колледже…
Прошла неделя, прежде чем Генриетта Мария собралась с духом для последней атаки, так как в её монастыре уже возносили благодарственные молитвы за обращение её ребёнка. После обеда 28 ноября она решилась снова поговорить с юным принцем. Быстро распознав признаки предстоящей бури, тот ухитрился, пока прислуга убирала остатки еды, отправить Гриффена за лордом Ормондом. Как он и опасался, мать выразила намерение поговорить с ним.
Едва они остались одни, как Генриетта Мария принялась страстно целовать его, приговаривая, что только её любовь к нему заставила её проявлять жестокость. С отчаянием осознав, что сын не поддаётся на её уговоры, вдова приказала ему ещё раз выслушать доводы аббата и тщательно обдумать их. Принц удалился в свою комнату, где вскоре появился Монтегю. Спустя час красноречивый аббат поинтересовался: