Джермин, дополняя отчёт своей госпожи о визите Мэри, сообщил Карлу, что принцесса была вполне на своём месте и сделала всё, чтобы восстановить доверие между матерью и братом.
-Что касается меня, то если бы я был полезен в этом деле, то это было бы величайшим счастьем, которое могло выпасть на мою долю, - заключил он.
В письме самой Мэри к голландскому министру сквозит простительная гордость за оказанный ей приём. Она была так перегружена визитами, что у неё не было времени писать. Никогда в жизни ей не оказывали столько любезностей. Мать относилась к ней со всей возможной дружбой и заботой – большей, чем она заслуживала, но им ещё ни разу не удалось погвоорить наедине из-за нехватки времени. Далее Мэри приводит подробности своих расходов: она сама купила дрова и свечи, но так как Джермин пожелал, чтобы её слуги не ели в доме, им пришлось заплатить. Поэтому старшая дочь Генриетты Марии была уверена, что наличных денег ей не хватит.
Постепенно хозяева перестали проявлять повышенный интерес к Мэри, но её, казалось, это не смущало. Ходили слухи, что у неё была любовная связь с юным Гарри Джермином, полным тёзкой своего дяди, и что она даже тайно вышла за него замуж. В конце сезона, когда двор собирался покинуть Париж, принцесса Оранская не выказала ни малейшего желания вернуться домой.
Великая мадемуазель, которая на протяжении нескольких лет умирала от скуки, с готовностью пригласила Мэри и её мать в гости. Двадцатидевятилетняя старая дева, всё ещё находившаяся в опале, выбрала для этого прекрасный замок Чилли. Таким образом, гостьи появились там одним прекрасным июльским утром в сопровождении «большого количества английских и ирландских леди и джентльменов» и других новых друзей Мэри. Генриетту Марию провели через череду прекрасно обставленных комнат и галерею в спальню, чтобы она немного отдохнула с дороги. Ужин был накрыт в зале на первом этаже. После трапезы по пути наверх дружелюбная и болтливая принцесса Оранская, по словам хозяйки, буквально, приклеилась к ней. Молодая вдова заявила, что была бы безутешна, если бы покинула Францию, не познакомившись с той, кого она любила заочно, исходя из многочисленных описаний её брата, короля Англии. Великая мадемуазель поинтересовалась:
– Нравится ли Вам французский двор?
– Я обожаю Францию! – воскликнула Мэри. – Но испытываю ужасное отвращение к Голландии. Поэтому как только король, мой брат, утвердится на своём троне, я намереваюсь уехать в Англию и жить с ним.
Когда Генриетту Марию усадили на почётное место в кругу дам для послеобеденной беседы, её дочь по-прежнему не отлипала от хозяйки. Как отметила последняя, принцесса Оранская, вероятно, желая произвести впечатление на свою кузину, украсила себя огромными жемчужными серьгами и ожерельем, а также бриллиантовыми браслетами, застёжками и кольцами. В свой черёд, Генриетта Мария обратила внимание Великой мадемуазель на то, что заставила одеть дочь чёрное платье вдовы. После чего добавила:
– Моя дочь не такая, как я. Она обожает тратить деньги на великолепные наряды и драгоценности. Хотя я и говорю ей, что она должна экономить. Когда-то и я была такой, как она, даже в большей степени. Посмотрите на меня сейчас!
Перед уходом вдовствующая королева не забыла упомянуть также своего старшего сына:
– А что же бедный король Англии? Вы настолько беспечны, что даже не справляетесь о нём!
Ведикая мадемуазель ответила, что просто ждала удобного случая.
– Увы! – драматично воскликнула Генриетта Мария. – Он настолько глуп, что всё ещё любит тебя!
А затем выразила мнение, что если бы её племянница приняла руку и сердце Карла, то не подверглась бы опале со стороны французских родственников. Она была бы сама себе хозяйкой и, возможно, прекрасно обосновалась бы в Англии.
– Я убеждена, – всё никак не могла успокоиться королева-мать, – что этот несчастный бедняк никогда не будет счастлив без Вас. Если бы Вы только вышли за него замуж, мы бы с ним не были бы в ссоре, как теперь. Вы бы помогли нам помириться, чтобы быть в хороших отношениях со мной.
– Если он не может жить счастливо с Вашим Величеством, – безапелляционно ответила Великая мадемуазель, – почему он должен делать это с кем-то другим?