– Это оскорбление касается не меня, а короля, моего племянника, – гордо возразила вдова, – который не должен позволять, чтобы с дочерью Франции обращались как с наложницей. Я была чрезвычайно довольна покойным королём, милорд, и всей Англией; эти оскорбления более позорны для Франции, чем для меня.
Этот эпизод не уменьшил ненависти Генриетты Марии к Кромвелю. Одна из её женщин, шпионившая в пользу лорда-протектора, даже уверяла, что подслушала, как её госпожа замышляла его убийство вместе с Джермином.
Когда Анна Австрийская добавила к её пенсии двести ливров из собственных доходов, Коломб был приобретён. Тем не менее, 1657 год был печальным для Генриетты Марии. Её старший сын заключил договор с испанским правительством и пообещал собрать всех своих подданных, находившихся во Франции, и отправить их воевать за Испанию. В июне на стороне этой страны герцоги Йоркский и Глостерский приняли участие в битве под Дюнкерком, завершившейся победой англо-французских войск над испанской армией и её союзниками. А в декабре до Парижа дошёл слух, что английский король был ранен во время покушения на него.
– Месье, сын мой, – написала ему Генриетта Мария, – я очень рада, что слух оказался ложным…Слухи всегда преувеличены, и мы верим в то, чего боимся. Однако нет ничего совершенно неразумного в том, что я должна просить Вас быть осторожнее, чем Вы есть на самом деле. Хотя я не сомневаюсь, что Бог хранит Вас до лучших времён, всё же Вам не нужно искушать Его и следует позаботиться о себе. В моих молитвах тоже не будет недостатка, если они чего-то стоят.
В течение лета и осени она снова испытала страдания, уже от болезни, и была вынуждена извиниться перед сестрой за своё молчание. В сентябре Генриетта Мария опправилась на курорт в Бурбонне, по словам придворного поэта, вместе «с юной принцессой, чья красота сияла рядом с ней, как ангел-хранитель». Однако воды не принесли ей облегчения, о чём она снова написала Кристине через месяц, когда вернулась в Париж.
В разгар той особенно суровой зимы в Шайо прибыла Луиза Пфальцская, племянница Генриетты Марии по мужу, сбежавшая из дома. Сначала она нашла убежище в моначтыре кармелиток в Антверпене, где её посетили Карл, принцесса Оранская и герцог Йоркский, которые умоляли её вернуться к матери, Елизавете Богемской. На что Луиза ответила:
– Мне очень жаль, что мой побег вызвал недовольство моей матушки, но я довольна переменой в своей жизни.
Когда же в бывшей комнате Луизы было обнаружено письмо её брата Эдварда, ранее перешедшего в католичество и проживающего в Париже, Елизавета Богемская сардонически заметила:
-Я была уверена, что это сделали дьявол и мой сын!
Тем временем Эдвард стал готовить почву для переезда сестры во Францию. Принц встретил Луизу в Руане и привёз в Шайо, где по приказу Генриетты Марии ей выделили комнату. Все ожидали, что она примет постриг в монастыре, основанном её тётей, но дальновидная настоятельница, сестра Анжелика, противилась этому. Впрочем, у самой принцессы тоже не было призвания к монашеству. Она просто осознала, что в тридцать шесть лет уже вряд ли выйдет замуж, к тому же, ей надоела нищета. В конце концов, она перебралась к цистерианкам в Мобюиссон близ Понтуаза, которые позже сделали её настоятельницей. Здесь у неё было достаточно времени, чтобы отдаться своей страсти к живописи. Она выполнила овальную картину «Успение Богоматери» и подарила её своей доброй тётушке. Причём Генриетта Мария так высоко оценила труды новообращённой, что отвела этому произведению почётное место над камином в своей спальне в Коломбе по соседству с «Успением Пресвятой Богородицы» Тициана. Принцесса-художница же, вовсю наслаждавшаяся существованием богатой сельской аристократки и никогда не разговаривавшая со своими монахинями, кроме как для отдачи приказов, дожила до восьмидесяти восьми лет.
Это отнюдь не улучшило отношения Генриетты Марии с Елизаветой Богемской, которой и без того не нравилось то, что из-за невестки она потеряла своё положение «вдовы Европы». Тем не менее, в следующем году более ценимая ею дружба тоже оказалась под угрозой. После достижения Людовиком ХIV совершеннолетия при французском дворе стало гораздо веселее и, к великой её радости, в течение суровой зимы Генриетта Анна три раза была приглашена на празднества. Тётка, принцесса Оранская, взяла её с собой на банкет к канцлеру, где Мазарини неожиданно пригласил Минетту на званый ужин. Другими гостями там были король, Анна Австрийская, герцог Анжуйский и Анна Мария Луиза Орлеанская. Однако перед своим ужином кардинал отвёл Великую мадемуазель в сторону и спросил: