– Моей дочери оказана слишком большая честь.
После чего добавила, что не преминёт сообщить своему сыну-королю об этом предложении. В свой черёд, Анна Австрийская сообщила, что собирается отправить графа Суассона в Лондон в качестве чрезвычайного посла. На следующий день Минетта поставила в известность об этом сватовстве Карла II.
- Уверяю Вас, что Ваша сестра ни в коей мере не сожалеет, а что касается Месье, то он по уши влюблён и с нетерпением ждёт Вашего ответа, - в свой черёд, написала Генриетта Мария сыну в Лондон.
Спустя два дня Филипп приехал со своим старшим братом и невесткой, чтобы взять Генриетту Анну на прогулку. При этом брат короля, казалось, был очарован Минеттой. Потом своим визитом двух Генриетт удостоил и Мазарини. Спустя несколько дней Месье дал в своём замке Сен-Клу бал, который открыл вместе со своей английской кузиной, а кардинал устроил грандиозное празднество в честь помолвки.
Если верить Великой мадемуазель, то одновременно её тётка предприняла последнюю попытку осуществить свой давний план женитьбы Карла на его кузине. С этой целью Генриетта Мария, якобы, подослала к ней госпожу де Мотвиль. Последней было приказано сказать, что королева-мать больше, чем прежде, желает этого брака, и что английский король в своём письме поручил ей начать переговоры. Неизвестно, кто привирал, Анна Мария Луиза или её тётка, но Карл II в марте 1660 года упомянул в письме о своём отвращении к этому браку. Однако Великая мадемуазель, вероятно, ещё питала надежды на английский трон. По её словам, она насмешливо поинтересовалась у госпожи де Мотвиль:
-Таким образом, брак (короля) с Гортензией (Манчини) не состоится? Ведь пока королева Англии питала на него надежды, она не обращала на меня внимание.
После чего, внимательно выслушав посланницу, дочь Гастона (опять же по её утверждению) сказала:
-Я отказала королю в дни его невзгод и поэтому не приму его предложение, сделанное во время процветания, потому что тем самым предоставила бы ему возможность упрекнуть меня в прежнем отказе.
В любом случае Генриетта Мария должна была подумать о проекте нового брака для своего сына-короля. По словам госпожи де Мотвиль, она снова подумала о племяннице Мазарини. Причём Джермин и Монтегю, вроде бы, поддержали её в этом, так как «трон Карла был ещё таким ненадёжным».
Между тем идея, чтобы королева-мать и принцесса Оранская приехали вместе во Францию исходила вовсе не от Карла II, а от самой Мэри. Прежде чем поселиться при дворе брата, она снова хотела насладиться последними новинками парижской моды и галантными ухаживаниями кавалеров французского двора. В то же время прибытия в Англию самой непопулярной там женщины король ожидал без особого восторга и поэтому вызвал принцессу Оранскую в Лондон первой прямо из Голландии. Ради брата Мэри согласна была пожертвовать Парижем, но как быть с матерью?
– Я сообщила ей о твоём решении послать за мной…не откладывая, тем, что мне не терпится уехать отсюда, – написала принцесса Оранская королю. – Ведь самым большим наказанием в этом мире для меня было бы провести остаток своей жизни в Голландии.
20 сентября Мэри отправилась в Брилл в сопровождении вице-адмирала Англии, который был отправлен с шестью военныи кораблями и двумя фрегатами, чтобы доставить её на родину. Тем не менее, принцесса Оранская чувствовала себя подавленной: она вдруг испугалась, что в её отсутствии с её единственным ребёнком может что-то случиться. В свой черёд, Генриетта Мария холодно написала сыну:
– Если бы ты сообщил мне о своём желании раньше, оно было бы точно выполнено.
Вдобавок, после того, как Мэри вступила на борт корабля, она узнала новость, окончательно выбившую её из колеи: скончался её брат герцог Глостерский.
Когда 2 мая Карл II высадился в Дувре со своим младшим братом, тот, единственный, тактично воскликнул:
– Боже, храни генерала Монка!
Другие же все кричали:
– Боже, храни короля!
Поначалу Генри счастливо устроился в Англии, тем более, что ссора с матерью только усилила его популярность. Высокий, худощавый двадцатилетний солдат с голубыми глазами, он был также не «бесчувственен к женским чарам». Вдобавок, этот принц был не так ленив, как его брат-король, и более приветлив, чем герцог Йоркский. Осенью 1660 года в Лондоне свирепствовала чума, и когда герцог Глостерский тоже заразился, это не вызвало особого удивления. 12 сентября его жизнь была объявлена вне опасности, а 16 сентября он скончался. Генриетта Мария верно предсказала шесть лет назад, отвернувшись от коленопреклонённого юноши и отказав ему в своём благословении, что он больше никогда не увидит её лица. Ни одно из её писем не даёт представления, как она перенесла эту утрату. Зато послания Минетты к брату-королю дышат неподдельным горем: