-Господин де Монтегю знает, за что я должна благодарить Бога, - сказала она, устремив взгляд на аббата, который стоял на коленях, рыдая рядом с ней.
Эти слова присутствовавшая при этом госпожа де Мотвиль и сам Монтегю истолковали как свидетельство невиновности Анны в те дни, когда Бекингем скомпрометировал её репутацию.
Той зимой Генриетта Мария получала только плохие новости. Начавшаяся в Лондоне летом чума переросла в эпидемию и королева-мать пожертвовала немалые суммы семьям, потерявшим кормильца. Она даже подумывала о том, чтобы закрыть свою часовню, но капуцины упросили её не делать этого, и двое из них заразились и умерли.
Когда же Людовик ХIV решил поддержать голландцев против Англии, вдова сказала ему:
– Мне жаль, что Ваше Величество принимает участие в предприятии, в котором я не могу присоединиться к Вам со своими молитвами.
Военная кампания 1666 года закончилась для Англии неудачей, вдобавок, в сентябре из-за Великого пожара две трети Лондона сгорели до тла, что сделало возвращение королевы-матери невозможным. Но, к счастью, огонь не затронул Вест-Энд, и вокруг Сент-Джеймской площади быстро выросли стройные беломраморные дворцы высшей аристократии.
Поздней осенью Генри Джермин снова вернулся в Лондон: Людовик ХIV уполночил мажордома своей тётки склонить Карла II к миру. Хотя последний возражал против посредника, который, по словам его канцлера, «всегда говорил, что он больше француз, чем англичанин», но всё же предоставил матери ограниченные полномочия на ведение переговоров. В связи с этим Генриетта Мария внезапно снова обрела политическое влияние. Тихий Коломб превратился в место встречи послов, а оба короля отправляли туда свои письма, дабы вдова пересылала их от своего имени.
Английский посланник Холлис свидетельствовал:
-…король Франции и королева-мать уединились в её спальне, и Мадам, наша принцесса, вошла туда после того, как они пробыли там по меньшей мере час.
Когда Людовик ХIV завершил свой визит, Холлис осмелился осведомиться у Генриетты Марии:
-Как Вам всё это нравится?
На что вдова туманно ответила, что они с племянником обсуждали голландские дела.
Однако после заключения в июле мира между трёмя враждующими сторонами она не смогла в полной мере насладиться покоем из-за плохого самочувствия дочери. Летом 1667 года королеву-мать вызвали в Сен-Клу, где у Минетты произошёл выкидыш и все думали, что она умирает. Следующей весной Мадам снова тяжело заболела, так что встревоженный брат прислал ей врача из Англии. Благодаря рецепту покойного Теодора Майерна, который предписал ей доктор Фрейзер, герцогиня Орлеанская выздоровела. Причём Карл II отказался решать, «сотворили ли чудо мамины мессы или таблетки мистера Майерна».
Время шло и Коломб постепенно превратился в пристанище стариков, среди которых паж королевы-матери, Ричард Локкарт, который «отвечал за её гардероб и кровати во время переездов» и прослужил ей всего лишь четверть века, был самым молодым. Пятеро камеристок служили у неё сорок лет, а Энтони Годдард, её первый лакей, приступил к исполнению своих обязанностей после отъезда её французских слуг. После кончины Анны Австрийской к ней также присоединилась госпожа де Мотвиль, которой выделили покои в Шайо. В погожие дни двух вдов в окружении монахинь можно было видеть сидящими на открытой террасе, откуда открывался прекрасный вид на Париж. Во время этих посиделок Генриетта Мария как-то призналась своей подруге, что в детстве слишком легкомысленно относилась к урокам истории и жизнь потом сурово наказала её за это. При этом она привела примеры своих поступков, которые теперь считала слишком опрометчивыми или неосмотрительными.
– Молчание, – при этом с апломбом заявила королева-мать, – это золото. Короли должны быть подобны исповедникам – всё знать и ничего не говорить.
Когда дамы признались друг другу, что боятся смерти, Генриетта Мария добавила:
– Лучше обратить своё внимание на то, чтобы жить хорошо и надеяться на Божью милость в последний час.
В свой черёд, госпожа де Мотвиль, которая хотела посвятить последние годы своей жизни написанию романов, попросила её рассказать о главных событиях своей жизни, и Генриетта Мария любезно согласилась исполнить её просьбу.