-Этот путь принесёт мне бесчестие, - уныло жаловался в письме сыну король, - и двойные затраты, так как придётся отправлять два флота. Но если они не отпустят её (инфанту), тогда пусть, во имя Господа, отправят её своим собственным флотом… поторопитесь с вашим делом: флот прибудет к вам, как только позволят ветер и погода… Но, ради меня, не оставайся с ней в Испании, если не сможешь привези её с собой; и не забудь заставить их сохранить прежние условия в отношении доли (то есть приданого), иначе мы с тобой, малыш, навсегда обанкротимся.
Коттингтон не терял времени даром и 5 августа вернулся в Мадрид с известием о согласии короля Англии присягнуть на условиях испанцев. По приказу Оливареса, богословы тотчас снова начали спорить о форме и содержании клятвы Якова, ибо испанский посол в Англии неблагоприятно отозвался об истинных намерениях английского короля по отношению к католикам. Прошло ещё три недели, прежде чем брачный договор был воплощён в официальном документе, и Карл 28 августа торжественно поклялся на Евангелиях его исполнить, в то время как Филипп IV просто пообещал, что брак состоится, когда придёт согласие папы, и в этом случае инфанта отправится в Англию следующей весной.
Это был триумф дипломатии Оливареса. Карл попытался сохранить лицо:
-Нельзя ли сделать так, Ваше Величество, чтобы согласие Его Святейшества было получено к Рождеству и тогда же состоялась моя свадьба?
В ответ Филипп IV расплылся в улыбке:
-Поверьте, Ваше Высочество, ничто не доставило бы нам большего удовольствия, но, поскольку это вопрос совести, решать должны теологи.
В честь так называемой помолвки была устроена грандиозная коррида, во время которой дворяне забили насмерть двадцать три быка. После обычного шествия по ярко разукрашенным улицам, по которым Филипп и Карл ехали бок о бок, король отправился во дворец графини де Миранда, чтобы переодеться и подготовиться к церемониям. Дворец был великолепно обставлен для его приёма и обит белым штофом, залы искусственно охлаждались и благоухали. Хозяйка торжественно встретила его у дверей и накрыла стол с угощением, «состоящим из всевозможных консервов, сушёных сосисок и кондитерских изделий на розовой воде восьми различных сортов». (Муж Изабеллы, кстати, был большим сластёной).
Несмотря на все празднества и банкеты, Карл и Бекингем теперь ясно видели, что их просто дурачат, и стремились только к тому, чтобы удалиться с достоинством. Оливарес же всё ещё притворялся, что страстно желает этого брака, и выказывал желание отправить инфанту с принцем, «чтобы выгнать их всех из Испании разом», как он шутливо выразился. Но Бекингем теперь уже не скрывал своего враждебного отношения и был полон решимости заставить принца отказаться от всех обязательств, связанных с этим браком, если только инфанта не будет сопровождать их в Англию.
Таким образом, «любовный роман» Карла близился к концу. Глупая авантюра привела к тому, что одна сторона взяла на себя обязательство придерживаться курса, угрожающего стабильности Англии, в то время как другая не была связана никакими обещаниями. Однако наибольшим ударом для короля Якова стало пренебрежительное отношение к его требованиям в отношении Пфальца.
-Что касается Пфальца, - писал Карл своему отцу, - теперь, когда мы надавили на них, мы обнаружили к этому два препятствия: во-первых, они говорят, что у них нет надежды уладить это дело без женитьбы Вашего внука на дочери императора... дабы он воспитывался при императорском дворе; и второе заключается в том, что, если даже они вернут его (курфюрста Фридриха) земли, они не восстановят его чести.
Принцу действительно пора было уезжать, поскольку печальная роль, которую он и Бекингем сыграли в Мадриде, и их долгое отсутствие вызвали серьёзное недовольство в Англии. Даже шут Арчи порицал цель их путешествия прямо в лицо Бекингему. Разгневанный герцог пригрозил, что прикажет его повесить.