Дело закончилось тем, что Карл I, сам нуждающийся в мире, уступил и позволил Коттингтону заключить мирный договор с Испанией, который ничем не обязывал Филиппа IV.
Пока ещё согласовывались окончательные условия, с которыми Рубенса должны были отправить в Лондон, в Мадрид пришло известие о рождении сына и наследника короля Англии. 15 июня Филипп IV принял Коттингтона при полном параде, чтобы поздравить его с этой новостью. Никогда ещё старый Мадридский дворец не выглядел более величественно. Окружённый собранием вельмож в золотых цепях, король стоял под балдахином, одетый в доспехи. Когда Фрэнсис Коттингтон подошёл к нему, Филипп выразил свою радость по поводу рождения принца Уэльского следующими словами:
-Я был так рад, как если бы это был мой собственный сын; и на коленях помолился о счастье юного принца.
Затем англичанин посетил двух инфантов, которые, по ироническому замечанию Коттингтона, были «не менее храбры в одежде», чем их брат. А во второй половине дня он нанёс визит королеве и маленькому инфанту Бальтазару Карлосу, который был «в шапочке с перьями, увешанный амулетами и драгоценностями». Герольды торжественно огласили новость на всех углах Мадрида, улица Майор и площадь были ярко, как днём, освещены восковыми факелами, а перед дворцом был устроен грандиозный фейерверк. В каждом монастыре была проведена торжественная благодарственная служба, и все настоятели принесли английскому послу свои поздравления.
Четыре дня спустя Филипп в присутствии Коттингтона на Пласа-Майор устроил большую королевскую корриду в честь рождения принца Уэльского, во время которой было убито двадцать быков, много лошадей и погибло трое мужчин.
После отъезда Коттингтона новым послом стал Артур Хоптон, который остался в Мадриде, чтобы заботиться об английских торговых интересах и продвигать вечный вопрос о Пфальце. Несмотря на все трудности, с которыми Оливарес сталкивался дома и за границей, непревзойдённое мастерство, с которым он годами обманывал англичан, кажется забавным. Когда 4 ноября 1631 года королева Англии родила дочь, в Мадриде сразу же заговорили о новорожденной принцессе как о будущей невесте Бальтазара Карлоса.
Вот что пишет об этом Хомптон:
-Когда герцог Леннокс подошёл поцеловать руку принцу, графиня Оливарес, которая присутствовала там, попросила принца попросить руки его кузины и сказала: «У Вас там невеста», а затем, повернувшись к нам, добавила: «Мы начинаем ухаживания».
Молодой герцог Леннокс, кузен Карла I, был польщён тем, что к нему в Мадриде относились с почти королевскими почестями, да и самого Хоптона подкупало неизменное дружелюбие Оливареса. Так как новый посол был склонен хвастаться английской доблестью, граф-герцог не скупился на лесть и однажды даже сказал:
-Весь остальной мир должен простить меня, но я считаю, что ни одна нация не годится для сражения с королевской армадой, кроме Англии…
Между тем высокие налоги из-за ведения военных действий в Германии и Италии продолжали разорять испанцев, вызвав всеобщее недовольство первым министром. Знать, не допущенная в Королевский совет, ждала своего часа, чтобы нанести ему ответный удар. В то время как король был совершенно недоступен для тех, кто не являлся сторонником Оливареса. Впрочем, если бы даже до Филиппа IV донесли всю правду об истинных причинах разорения страны, он вряд ли что смог изменить. В свой черёд, Изабелла была возмущена изоляцией своего мужа, хотя граф-герцог и его жена держали и её в подчинении, ибо любовь королевы к удовольствиям позволяла управлять ею почти так же легко, как королём.
-Герцог д’Оливарес, — пишет один из врагов фаворита, — проводил свои дни, устраивая балы, маскарады и фарсы, участием в которых убивают время, лишая себя возможности для свершения важных дел; и этот образ жизни напоминал Ниневию, эпоху Нерона и последние годы правления римлян.