Воодушевлённый Оливарес спланировал одновременное вторжение войск во Францию под командованием адмирала Кастилии и ещё одно со стороны Германии через границу Бургундии. Но единственной из этих атак, которая к чему-то привела, была атака кардинал-инфанта. Тем не менее, даже он, то ли из-за нехватки ресурсов, то ли из-за недостатка смелости, задержался на линии Соммы и Уазы, пока французы не оправились от охватившей их паники. Принц Оранский также выступил на помощь французам, а Париж собрал огромную армию горожан, чтобы противостоять врагу, и в начале 1637 года испанцы под предводительством дона Фернандо снова отступили во Фландрию и были вынуждены перейти к обороне. Но конечным результатом временной демонстрации испанской мощи стало освобождение каталонской границы от неминуемой опасности со стороны французов, и Филипп IV больше не настаивал на своём желании самому командовать войсками в Барселоне.
28 июля на площади Пласа Майор состоялся грандиозный бой быков, собравший огромное количество людей, поскольку, как говорили, животные были необычайно свирепыми. Должно быть, так оно и было, потому что несколько человек были убиты, но, хуже того, кое-кто из зрителей обнажил кинжалы, и на глазах у короля завязалась драка. Филипп, возмущённый таким неуважением к своей особе, приказал арестовать нарушителей. Альгвазилы передали их лучникам гвардии, от которых им удалось сбежать. Тогда король вышел из себя, что с ним случалось очень редко, и в гневе поднялся, чтобы покинуть арену. Изабелла потянула его за плащ и уговорила снова сесть, после чего ещё два быка и множество лошадей были убиты. Но король так и не успокоился, и, проходя мимо лучников гвардии, спросил:
-Разве вы лучники? За что вам платят?
Дело закончилось взаимными обвинениями между лучниками и альгвазилами и наказанием первых.
Потребность Испании в союзе с Англией теперь стала менее насущной, поскольку звезда Ришельё временно померкла. Вальтеллина была отбита и оккупирована испанскими войсками. В Германии французы тоже потерпели поражение, и, что хуже всего, потеряли Эльзас. Более того, Ришельё столкнулся с опасными придворными интригами Гастона Орлеанского и его кузена графа Суассона, и половина Франции была охвачена волнениями против налогов, введённых великим кардиналом. Так что Оливарес, все эти годы державший английского короля на крючке с помощью приманки в виде Пфальца, теперь мог на время сбросить маску.
Прибыв в Лондон, Артур Хоптон написал Астону:
-Теперь у нас открылись глаза на намерение австрийского дома удержать Пфальц. Должно быть, у них очень скверное мнение о нас, раз они обращаются с нашим королём так неучтиво… Невероятно, что они так поступили. Они наверняка потеряют нас, если не будут осторожны.
В то же время испанцы хвастались в Мадриде:
-…пфальцграф уложен на лопатки, и король Англии не посмеет спорить с нами по этому поводу.
А король Испании продолжал развлекаться. Несколько недель спустя после неприятного инцидента во время боя быков был найден новый предлог для празднества ввиду ожидаемого прибытия в Мадрид принцессы Кариньяно, жены принца Томаса Савойского, который сражался на стороне испанцев под началом кардинал-инфанта. Предыдущие торжества не могли сравняться по великолепию с тем приёмом, который Филипп устроил этой принцессе из дома Бурбонов. Дело было в том, что она, вдобавок, была сестрой графа Суассона, который с оружием в руках выступил против Ришельё, а враг кардинала был другом Испании. Но, в конце концов, гостья вызвала отвращение у мадридцев своей гордыней, алчностью и буйством своих слуг, а перед отъездом её сменила другая знатная француженка, герцогиня де Шеврёз, которая приехала из Лондона в качестве эмиссара Марии Медичи и была принята с неменьшим почётом, к большому гневу принцессы Кариньяно. Излишне говорить, что ни одна из интриг против Ришельё не имела успеха, и кардинал находился у кормила власти во Франции до своей смерти в 1642 году.
Затем последовала ещё одна серия празднеств в Буэн-Ретиро в честь избрания шурина Филиппа римским королем и наследником императорского трона.
-Расходы, безусловно, были очень велики, - ехидно заметил Астон, - но королю это ничего не стоило; ибо он долгое время использовал этот город (Мадрид) для оплаты всех экстраординарных расходов либо для своей чести, либо для своего удовольствия.