-Д’Эмери находится в Казале и, по-видимому, хочет стать генералом армии, хотя знает об этом деле меньше меня, к тому же, его рвение приводит к ещё большему беспорядку из-за его желания настаивать на своём без всякого основания… Мне придётся запастись большим терпением, чтобы противостоять его несдержанности, так как он постоянно рвётся в бой. Мы не намерены терять наших людей, а затем и наше положение.
В марте Мария Гонзага, регентша при своём малолетнем сыне Карле II, герцоге Мантуанском, подписала договор с испанцами о передаче им Монферрато вместе со столицей Казале, но французы, всё ещё находившиеся там, арестовали савойского коменданта, чтобы он не сдал крепость. Испанский министр Оливарес был взбешён и отдал распоряжение своим войскам занять Монферрато, что вызвало панику у Кристины.
После прибытия ла Валетта д’Эмери, наконец, вспомнил о том, что он посол, и вернулся в Турин, где узнал, что Совет выступает против договора с Францией. Филиппо д’Алье признался ему, что по настоянию любовницы он через епископа Альбы вёл переговоры с Леганесом.
6 мая в Савойю прибыл Ришельё. Но вместо того, чтобы идти с армией на встречу с испанцами, он должен был договариваться с Кристиной о продлении военного союза. Королевская мадам отчаянно торговалась, не желая называть вещи своими именами – что союз направлен против Испании. Напрасно Филиппо д’Алье и его дядя пытались уговорить её поставить подпись под документом. Как известно, маркиз Леганес тоже сделал регентше интересные предложения, но он по определению не мог предложить ей больше, чем французы, не обидев своих союзников, её деверьёв. Ришельё, в свой черёд, попытался договориться с Томасом, но тот предпочёл союз с Испанией. Тем временем Леганес 26 мая осадил Верчелли, но командующий французской армией ла Валетт не спешил на помощь крепости. Вместо этого он шантажировал королевскую мадам, заставляя её уступить Ришельё и угрожая в противном случае оставить Пьемонт во власти её врагов.
Только 3 июня 1638 года Кристина, напуганная действиями испанцев в Монферрато и Пьемонте, подписала документ о военном союзе с Францией, подтвердив договор Риволи. Король пообещал взять под свою защиту сестру, её детей и государство и не требовать от неё возмещения военных расходов. Регентша лишь должна была выставить три тысячи пехотинцев и тысячу кавалеристов. Оскорблённая «бесчинствами» Леганеса, она собственноручно, одетая во вдовьи одежды, выезжала на фронт, чтобы вдохновить солдат в сопровождении Гвидо Вильи, генерала от кавалерии, и маркиза Пьянеццы, командовавшего пехотой. Кристина особо благоволила к феррарцу Вилье, «лучшему наезднику Италии», женатому на утончённой и умной пьемонтской аристократке и имевшему от неё взрослого сына Гирона, повсюду сопровождавшего отца.
К этому времени её отношения с д’Эмери окончательно испортились, о чём свидетельствует её письмо к Сен-Морисо в Париж от 8 июня:
-Каждый день мы больше, чем когда-либо, страдаем из-за злых намерений господина д'Эмери…
Далее она объяснила, что тайно отправила в Милан своих шпионов отца Ровиду и рыцаря Монделлу, «потому что скорее хотела узнать… замыслы моих деверьёв, чем…иметь дело с испанцами». Но д’Эмери «приказал схватить шевалье Монделлу…и забрал у него письма, а этого человека он либо убил, либо посадил в тюрьму в Казале». В конце она заключает:
-…в руках д’Эмери всё превращается в яд.
Тем не менее, невзирая на многочисленные жалобы Кристины, Ришельё не торопился отзывать своего посла. Однако сам д’Эмери уже подумывал об отставке из-за пошатнувшегося здоровья и окружающей его враждебной обстановки в Савойе, особенно со стороны Кристины.
-Чем больше он старался изучить и понять её, - пишет Габриэль де Мун, - тем больше герцогиня Савойская оставалась для него загадкой; привязанности, как и ненависть Марии Кристины, казались ему лишёнными чувств…