Мои руки скользнули под подол его футболки и коснулись выступающей кожи, отмечающей шрам на пояснице. Он напрягся, как всегда, когда вспоминал вещи, которых не хотел помнить.
Набежавшее на луну облако спрятало его лицо. Временами мне казалось, будто прошлое тянет Чейза в одну сторону, а я – в другую.
Иногда прошлое побеждало.
Я дотянулась до места, где сильные мышцы его шеи переходили в плечи, и поцеловала его там. Это всегда отвлекало его. Чейз хрипло выдохнул.
– Ты соленый. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал твердо, чтобы ему было за что удержаться. – Тебе надо принять ванну.
Его мышцы немного расслабились.
– Возможно, тебе стоит принять ее вместе со мной. – Я почувствовала, как он усмехнулся мне в шею. – Чтобы удостовериться, что я ничего не пропустил.
У меня в животе запорхали бабочки.
– Возможно, я так и сделаю.
Он замер. Я захихикала. Но при мысли о нас, вместе, у меня пересохло во рту.
– Что ты тут делаешь? – спросила я через минуту.
Чейз выпрямился, и я положила щеку ему на грудь.
– Не спалось. – Он помолчал. – Слишком многое на уме.
Я услышала, как он вздохнул и поскреб свою небритую челюсть. Мои пальцы сплелись в замок за его спиной.
– Ты можешь рассказать мне, – попыталась я.
Он отстранился, хоть я и попробовала его удержать. Было ясно, что ему нужно пространство. Без Чейза мне стало холодно впервые с тех пор, как я пришла на пляж. Воздух вокруг нас изменился и теперь казался холодным и сырым.
В последовавшей тишине вернулся мой сон: раскинувшийся на земле маленький Чейз, истекающий кровью. Меня укололо чувство тревоги. Хотелось бы мне прочитать его мысли; тогда я знала бы, что сказать, чтобы помочь ему и не ощущать такую беспомощность.
– Он никогда бы не пошел с нами, тот солдат. Не знаю, как его звали.
Слова вырвались из него с такой силой, что я подпрыгнула.
– Ты имеешь в виду Харпера.
Он бросил на меня вопросительный взгляд?
У меня засосало под ложечкой. Неужели мы никогда не произносили его имени? Я по сто раз в день слышала его в своей голове, снова и снова, будто мне на спину раз за разом опускалась плеть. Но мы с Чейзом ни разу не сказали его вслух. Мы вообще не говорили о том, что произошло в Чикаго. Но я хотела. Нам нужно было поговорить. Мы не могли притворяться, будто этого никогда не было.
Он отшатнулся на шаг назад.
– Солдата звали Харпером, – быстро сказала я. – Того, в реабилитационном центре Чикаго. Того, которого мы... ну, сам знаешь.
Застрелили.
Он изменился в лице. Изменилась вся его поза. Он стал выглядеть измученным и изломанным, каким я не видела его с тех пор, как он рассказал мне о том, как умерла моя мама. Этого напоминания оказалось достаточно, чтобы меня пронзила боль.
– Его звали Харпер?
– Я... видела его именной значок.
Я непроизвольно обняла себя руками, но сделала усилие и опустила их по бокам.
Чейз отступил к дому, в котором мы устроили лагерь, но когда я последовала за ним, поднял руку. Нечто близкое к панике распирало мою грудь. Казалось, что песок пополз у меня из-под ног.
– Чейз, я...
Он обернулся. На лице мелькнула вымученная улыбка, но быстро исчезла.
– Нам надо двигаться дальше. Если сегодня опять будет дождь, у нас больше не останется шансов отыскать выживших.
– Подожди...
– Он мой дядя, – настаивал Чейз, словно я каким-то образом намекнула, что нам следует прекратить поиски. Я расправила плечи.
– Он взял меня к себе после смерти мамы и папы, – объяснил Чейз. Как будто я не знала. Как будто не присутствовала при том, как дядя приехал забрать его после аварии, в которой погибли его родители. – Он единственная семья, что у меня осталась, Эмбер.
Его слова были словно пощечина.
– А как же я?
– Он мой дядя, – повторил Чейз. Как будто это все объясняло.
– Он бросил тебя, когда тебе было шестнадцать, – сказала я. – В охваченном войной городе. Он научил тебя драться и угонять машины, а потом бросил.
Слова повисли между нами. Я моментально пожалела, что не могу забрать их обратно. Мы даже не знали, был ли дядя Джесс в убежище, жив ли он вообще. Несмотря на то, что он сделал, Чейз любил его, и не дело ругать его воспоминания.
– Это не его вина, – ответил Чейз, глядя на воду. – Он сделал то, что был должен.
Ко мне вернулось другое воспоминание: холм, возвышающийся над серой каменной базой, кисловатые завитки дыма, спиралями поднимающиеся в небо, пистолет у меня в руке.
«Я чертовски хороший солдат. И делаю то, что нужно сделать».
Костяшки моих пальцев побелели, ногти впились в ладони. Такер Моррис произнес эти слова, когда признался в убийстве моей мамы. Чейз не должен их использовать, он совсем не такой, как Такер. Он знает: есть вещи, которые нельзя оправдать.
Но в то же время я понимала, почему Чейз старается оправдать дядю. Если он перестанет, то разочарование и обида затянут его, как зыбучие пески. И поэтому он не останавливался. Он едва спал. Он рвался вперед. Как будто мог бежать вечно.
Я сглотнула комок, стоявший в горле.
– Ты тоже сделал то, что был должен.
В густом предрассветном воздухе скапливался туман, и в умирающем свете звезд я различала тени у Чейза под глазами, влажный ворот его футболки и сжатые кулаки в карманах.
Я нерешительно дотронулась до его плеча и на секунду успела ощутить, как шевельнулись его твердые мускулы, а потом он отстранился.
– Нам пора идти, – сказал он, избегая моего взгляда. – Мы должны выйти пораньше.
Моя рука упала и повисла у бедра.
Я хотела сказать: «Вернись ко мне». Но Чейз был тем убегавшим мальчиком из моего сна, и как бы я ни старалась удержать его, он ускользал от меня.
– Хорошо, – сказала я. – Пойдем будить остальных.
Глава 2
Чейз был прав: собирался дождь.
Ночь освещалась прямым розовым шрамом на горизонте, а из него поднимался нечеткий бледно-желтый призрак солнца. Воздух стал густым, его было трудно вдыхать, он практически лип к коже. Почти так же сильно, как молчание Чейза.
Я уже пожалела, что произнесла имя Харпера, что вообще прочитала его на том дурацком значке. Я попыталась изгнать его из памяти, но чем сильнее я старалась, тем яснее видела его. Отглаженную синюю форму. Румянец на щеках. Молодой солдат, который почти присоединился к нам в реабилитационной клинике Чикаго, но потом испугался. Я ненавидела его страх. Ненавидела то, что он встал у нас на пути, и угрожал сдать нас, и поднял пистолет. Ненавидела, что он вынудил Чейза стрелять, потому что Чейз никогда не сделал бы этого, если бы его не вынудили.
Харпер сам был виноват в своей смерти.
Черные щупальца вины, стягивавшие мою грудь, ослабли. Но на их месте осталось что-то скользкое.
Я говорила себе, что так думать неправильно. Несмотря на то что Харпер был солдатом, он был таким же человеком из плоти и крови, как мы.
Как Такер. Который уже несколько раз искупил свое преступление, но все равно оставался убийцей моей мамы.
Я тряхнула головой, чтобы прояснить мысли. Эти воспоминания сводили меня с ума. Это война, такая же, как Война, которая привела к случившемуся. И если бы Харпер сделал правильный выбор, то остался бы жив. По крайней мере на какое-то время.
Но это все равно не объясняло, как я должна относиться к Такеру.
К тому времени как мы дошли до дома, остальные уже начали просыпаться, и я была рада отвлечься. Они быстро сложились, так как у нас было мало вещей, и, пробормотав несколько слов, мы выдвинулись на юг – в том же направлении, в котором шли с тех пор, как три дня назад увидели следы. Время было на исходе: мы сказали раненым, что вернемся в мини-маркет с новостями через пять дней. Без необходимости вести поиск обратное путешествие будет быстрее, но мы тянули до последнего.
Каждая выемка в песке тщательно осматривалась. Каждый кусок мусора, плавающий в лужах, пристально изучался. Один из них мог оказаться так необходимым нам знаком: следом или выброшенной консервной банкой из-под чьего-то обеда. Никому не хотелось возвращаться с пустыми руками. Но прошел час, может, больше, а следов выживших все еще не было.