Стал бы я похож на эти безмятежные сверкающие воды?
Смотрю на Маркоса, который возится с сетями и удочками. Его глаза отражают мерцание волн океана, в то же время поглощая их.
Если человек, потерявший весь свой мир, может твердо стоять на ногах и обладать богатством, но не тем, что у него имеется, а тем, что есть в нём самом… в таком случае я все еще полон надежды.
Еще есть шанс, что буря внутри меня превратится в штиль.
Все еще есть шанс, что боль в груди — та жалкая безответная любовь, которая пометила меня, рассеется. Я молюсь, чтобы мое сердце перестало страдать. Жажду, чтобы каждый его удар наполнял мое тело жизнью.
— Очнись, Солнышко. Не дай своим грёзам поймать рыбу вместо нас.
Маркос устанавливает удочки в держатели, поворачивает голову в мою сторону, изучая меня, и морщит лоб.
— Парни в твоем возрасте не должны так мучиться. Нужно забыть об этом, Лиам. Пора стать мужчиной и жить полной жизнью, вместо того, чтобы плыть по течению.
Я медленно моргаю, солнце отражается от воды позади мужчины, омывая его силуэт ореолом света.
Внезапно у меня появляется желание изобразить портрет Маркоса, тут же сменяясь шоком от осознания этого.
Я не рисовал с тех пор, как покинул отчий дом.
С тех пор, как выбросил все свои художественные принадлежности и законченные работы в мусорное ведро; с тех пор, как она выбросила туда же мое незрелое влюбленное сердце.
— Эй, Cabron, выглядишь так, будто увидел привидение. Очнись. Здесь нет никаких призраков.
Его большая рука сжимает мое плечо, отрывая меня от мыслей.
— Извини, у меня была долгая ночь в клубе, плюс появились кое-какие проблемы и пришлось попросить сотрудников приютить у себя одну девушку. Наверное, стоило поспать подольше.
Криво улыбаюсь, заставляя себя взглянуть Маркосу в глаза.
Иногда трудно смотреть ему в глаза; мужчина ничего не упускает и видит все. Даже то, что «закапывают глубоко в землю, а затем прикрывают листвой».
— Ладно, Cabron, давай ловить рыбу. Ты все еще проигрываешь мне в счете с прошлой недели, — Маркос подмигивает, прежде чем вернуться к своей работе, — как с рыбой, так и с шутками. Мне нужны новые, специально для тех старых козлов с пристани.
Чем мы и занимаемся — рыбачим и обмениваемся шутками в так называемой игре «рассмеши другого», и речь идет не о вежливом «ну, это было неплохо», а о том, чтобы довести друг друга до истерического хохота.
На прошлой неделе у меня закончились все шутки. Беспокойство по поводу возвращения домой, на свадьбу Джейка и Эммы, разрушило все мое беззаботное настроение.
Не потому, что мне не хочется быть частью их «главного дня», а потому, что не желаю вернуться домой и столкнуться с женщиной, от которой сбежал.
— Ладно, что делал слон, когда пришел Наполеон?
Маркос замирает, обдумывая мои случайные слова.
— Это не имеет смысла, Cabron. Я говорил о шутках, а не загадках.
Повторяю свой вопрос с улыбкой в голосе. Когда произношу загадку в третий раз, то вижу, как мужчина начинает злиться. Замечаю его реакцию, потому что уже видел подобный случай — мой брат Айзек был вне себя, когда я доставал его тем же вопросом.
— Ну и что он мог делать? — рычит Маркос на меня через плечо, а я посмеиваюсь и продолжаю наматывать катушку одной из своих удочек.
— Что дела... — не успеваю повторить вопрос, как он сердито перебивает меня.
— Я слышал тебя и в первый раз, не знаю, что слон мог там делать, черт возьми. Это не смешная шутка!
Ничего не могу с собой поделать, смех почти вырывается из меня, пока я изо всех сил стараюсь подобрать слова.
— когда пришел наполе…
— Не смей, мать твою, повторять, или я выброшу тебя за борт.
— Да погоди ты, — вскидываю руку в знак того, что мне нужна минута, чтобы собраться с мыслями. Как только могу говорить сквозь смех, то подношу руку к уху: — просто вслушайся, ворчун.
Маркос со злостью смотрит на меня, а я изо всех сил стараюсь не расхохотаться.
Затем прочищаю горло.
— Что делал слон, когда пришел на поле, — делаю пальцами «кавычки», — он? Ну?
Маркос все еще смотрит на меня озадаченно, прежде чем вижу, как ясность омывает его лицо. Он наклоняется, поднимает банку с рыбьими потрохами, которые мы используем как приманку, и одним быстрым движением переворачивает ее мне на голову.
— Вот это, Cabron, действительно смешно!
На мгновение я теряю дар речи, рыбьи внутренности стекают по моему лицу и скапливаются в воротнике рубашки поло.
Когда с моих губ срывается первый взрыв хохота, Маркос откидывает голову назад и смеется, как последний дурак.
— Но ты так и не ответил. Я начинаю задумываться, действительно ли ты понял, о чем шла речь.
Мужчина перестает смеяться и хватает вторую банку с наживкой.
— А, может, тебе нужно еще несколько, например, десяток потрохов на твоем личике? Конечно же я знаю ответ, и это не шутка, так что на этой неделе ты опять в проигрыше.
Я протестую с широкой улыбкой на лице, когда он начинает поднимать банку с потрохами чуть выше.
— Ладно, ладно, твоя взяла. Если тебе нужно жульничать, чтобы победить меня, я не против.
Маркос мягко улыбается мне, и легкость сменяется на его лице неведомым чувством.
— Нет, Cabron, это ты победил. Вот она — жизнь, которую я, наконец-то, вижу в твоих глазах, и ты прекрасно в нее вписываешься.
Затем он отворачивается, продолжая заниматься своими делами, пока я стою под палящим солнцем, с легкой улыбкой на лице, и воняя тухлой рыбой; но все же мое сердце обретает чуть больше свободы.
И все это благодаря слону, который имеет склонность к зелени.
Глава 3
Лиам
Маркос поймал больше рыбы, чем я, и заявил, что на этой неделе победа снова за ним.
Когда несколько часов спустя я ухожу с пристани, ощущая запах дохлой рыбы, обжигающий ноздри, и остатки рыбьих потрохов, все еще прилипших к шее, то слышу, как он разговаривает с другими рыбаками и владельцами лодок: «что делал слон...». Маркос смотрит на меня и подмигивает, прежде чем вернуться к своей восхищенной аудитории.
Возвращаюсь в свою квартиру, чувствуя себя гораздо лучше, и улыбка не сходит с моего лица.
Позже, тем же вечером, смыв рыбный запах со своей кожи и захватив с собой тапас[4] из местного ресторана, я направляюсь в клуб, хотя у меня выходной.
Все потому, что Айзек попросил о встрече. Ему необходимо сделать снимки клуба для глянцевого журнала, который готовит к выходу статью.
Брат находится на острове уже почти две недели, снимая знаменитую ночную жизнь, прекрасные пляжи и еще более прекрасных посетителей вечеринок.
Как и все мои братья, за исключением Джоша, который никогда не смотрел ни на кого, кроме своей жены, Лоры, Айзек наслаждается красотой.
И упивается ею почти каждую ночь. Только Айз может найти красоту в обоих полах, и, по-моему, находит ее в них одновременно.
Все верно, мой брат пытается усидеть на двух стульях стразу. Более того, он никогда этого не скрывал. Я восхищаюсь Айзеком за его открытость, хотя ни разу ему об этом не говорил.