Достаточно мимолетного взгляда на длинные каштановые волосы, чтобы застыть на месте; сердце бешено колотится в груди, а дыхание перехватывает.
Примерно в двадцати футах от меня идет та, которую я желал избежать с таким отчаянием, что ради этого пересёк полмира.
Женщина еще не заметила меня, но я не могу сдвинуться с места, все мысли о побеге ускользают из моего разума. Все, что я вижу — это она.
Ее красивые волосы еще длиннее, чем раньше, и спускаются ниже талии. У нее все тот же бледно-кремовый тон лица, и хотя я стою недостаточно близко, чтобы разглядеть веснушки у нее на носу, но все же знаю расположение каждой из них. Она совсем не изменилась.
Простая белая футболка идеально сидит на ее миниатюрном теле, край ткани облегает пояс поношенных джинсов, а на ногах одеты фирменные Converse.
Только сейчас я замечаю, что она не одна; рядом с ней, крепко схватившись за руку, стоит малышка лет семи-восьми. Девочка, которая совсем не похожа на женщину с огненными волосами. Ей больше подходит образ Белоснежки; темные волосы обрамляют бледное округлое лицо, а на розовых губах играет широкая улыбка. Малышка идет медленно, почти неохотно следуя за женщиной по улице, и все же ничто не может остановить ее непоколебимую приверженность прикосновению к каждому фонарному столбу, мимо которого они проходят.
Чем ближе они подходят, тем очевиднее становится их сходство. Я замечаю вспышку изумрудно-зеленых глаз и веснушки на бледной коже девочки.
Если мое сердце и запнулось сначала, увидев ее впервые почти за три года, то теперь оно просто трепещет от осознания того, что эта малышка принадлежит ей.
Ее дочь.
Как я мог не знать, что у нее есть дочь, после всего что произошло между нами?
— Лиам?
Хрипловатый голос, хотя и неуверенный, проникает сквозь мою броню, в глубину той глубокой дыры, где находится мое сердце, все еще бьющееся от боли.
Я перевожу взгляд от девочки, которая теперь радостно водит рукой взад и вперед по ограждению, позволяя пальцам чувствовать рельефность металла, к удивленным глазам ее матери.
В тот момент, когда наши взгляды встречаются, глупое сердце пытается вырваться из пут, охотно желая опуститься к ногам женщины. Я проглатываю желание прикоснуться к ней и шепчу имя, которое не произносил с того дня, как она прогнала меня.
— Кэри…
Глава 5
Кэри
Мой разум становится совершенно пустым.
Не таким, когда забываешь написать простое слово и пытаешься напрячь мозги в поисках ответа, и не таким, когда кто-то знакомый зовет тебя по имени, чтобы поздороваться, но его собственное имя ускользает от тебя. Он совершенно пуст. Пуст и лишен всякой рациональной мысли.
Нетипичная реакция с моей стороны при встрече с одним из моих бывших студентов, но он ведь не просто студент. Он — нечто большее, гораздо большее.
Но в моем мире это не вариант.
Желание большего приносит лишь одно — опустошение, и последние несколько лет наполнены именно им.
Мне одиноко. Так одиноко, что иногда кажется, будто я тону; тону, в то время, как люди, окружающие меня, могут свободно дышать.
Мое одиночество не поглощает их. Только меня.
Один лишь взгляд на него, такой же ошеломленный, как и с его стороны, наполняет мои легкие кислородом, заставляя кровь бешено циркулировать по венам, а нервные окончания — возвращаться к жизни; оковы оцепенения ослабевают, и мои усталые руки и ноги покалывает, когда ощущения возвращаются.
Видите ли, я никогда не чувствовала себя одинокой с Лиамом; он был моим лекарством, противоядием, моим жизненным эликсиром. Лиам практически высушил мои глубокие воды одиночества.
Я не могла позволить ему находиться рядом, поскольку моя жизнь была отравлена и истощена. Нельзя было допустить, чтобы он утонул вместе со мной. Поэтому мне пришлось отпустить его.
Нет, не так, оттолкнуть его, прогнать.
Несомненно, наши отношения были безнравственными и неприличными. И я не просто ранила чувства Лиама, а уничтожила их, в процессе окружив себя океанами одиночества, из-за которых задыхалась ежедневно, продолжая барахтаться в их бездонных глубинах.
— Кэри…
Мое имя срывается с его губ одновременно с резким движением моей руки.
Смотрю на Лиама всего секунду, прежде чем рывок становится более настойчивым, и я изо всех сил пытаюсь удержаться на ногах.
Сжимая руку Сирен, пытаюсь впитать его образ еще несколько мгновений, поэтому шепчу ей на ухо: «Подожди немного, Сирен», надеясь, что это даст мне еще несколько драгоценных секунд. Я оглядываюсь на него как раз вовремя, чтобы заметить , как его взгляд мечется между Сирен и мной, на его лице читается абсолютное замешательство, наряду с оттенком боли.
Сглатываю сухость в горле, выдавливая бессмысленные слова.
— Я так рада тебя видеть, Лиам. Как ты?
Приветствие жалкое и не содержит ни одного слова, которое мне хотелось бы произнести в действительности.
Дерганье за руку усиливается, и я теряю равновесие, резко спотыкаясь и пытаясь удержаться на месте. Нужно убедиться, что Сирен не расстроена, но у меня нет сил оторвать от него свой взгляд.
В очередной раз спотыкаюсь, и Лиам снова пробегается глазами с меня на нее и обратно. Свет в его глазах тускнеет, а лицо становится нечитаемым.
— Извини, мне нужно идти.
Четыре слова, позволяющие вездесущим губительным водам снова погрузить меня во тьму.
Он колеблется всего секунду, а затем делает шаг в сторону и уходит по улице, ни разу не обернувшись, как бы я ни вглядывалась в его фигуру. Продолжаю смотреть Лиаму вслед, пока тот не входит в цветочный бутик, недалеко от меня, и не отвожу глаз, даже когда дверь за ним закрывается.
Резкий укус в тыльную сторону ладони заставляет меня вздрогнуть от боли и отпустить руку Сирен. Со скоростью, к которой никогда не привыкну, она отскакивает от меня к оживленной дороге, и мне приходится привести в действие свое окоченевшее тело, схватив Сирен за руку, как только ее нога достигает бордюра.
— Хватит, Сирен. Пожалуйста, остановись.
Четыре слова, имеющие более глубокое значение, чем просто «остановись, иначе навредишь себе».
Четыре слова, полные отчаяния.
Четыре слова, которые Сирен не слышит.
Она не понимает. Это не ее вина.
Она не понимает. Это не ее вина.
Моя ежедневная мантра.
Он не понимает. И это моя вина.
Новая мантра, созданная сегодня.
Он не понимает. Не знает, что мысли о нем часто единственное, что помогает мне пережить трудные дни.
Он не понимает, что я хотела бы, чтобы между нами было что-то большее.
Он не понимает. Это моя вина.
Она не понимает. Это не ее вина.
Мы идем домой без дальнейших происшествий. Удушливый воздух нашего маленького дома лишает мои легкие драгоценного кислорода, но все же наполняет их собой, позволяя дышать.