Так что я с нетерпением ожидала послеобеденного разговора, и его начало как будто подтверждало обоснованность оптимистичных прогнозов, на которые оказался так щедр совместный прием пищи. Когда мы переместились из столовой в библиотеку (а совсем не в чопорный кабинет) и удобно устроились в креслах у камина, барон не огорошил меня заявлением типа «дружеская беседа окончена, приступим к делу», а с очень приятной улыбкой поинтересовался:
– Надеюсь, вы не откажетесь в самых общих чертах рассказать, как поживает мой сын?
Не отвечать я, конечно, и в мыслях не имела, но были трудности. С подачи Ранье он по уши увяз в текущих разборках, недавно был чуть ли не смертельно ранен, а что с ним произойдет в ближайшем будущем, известно только Господу Богу. «И, кстати, он сменил цвет кожи на радикально черный» – было бы весьма точным описанием жизни Бренна на момент нашего расставания, но почему-то говорить такое отцу не хотелось. Даже керторианскому отцу...
– Боюсь, что в самых общих чертах получится нечто слишком неопределенное: у Бренна все в порядке, хотя в последнее время у него, как и у всех нас, начался не самый спокойный период жизни. – Я виновато улыбнулась, но барон живо кивнул, показывая, что такой ответ его вполне устраивает.
– Да, понимаю. А чем он занимался, пока это не началось?
Акцентированное «это» прозвучало... достойно, а вот у меня трудности превратились в проблемы. Те самые, с которыми имели обыкновение сталкиваться мои собеседники. В керторианском языке просто не было понятий «ученый» и «университет», не говоря уж о «компьютер» и «информационные технологии».
– Он много лет занимается исследованиями в той области знаний, для которой здесь нет названия, и достиг больших успехов. В своем кругу он пользуется безусловным авторитетом.
– Это приятно, – без тени иронии сказал барон и, рассмеявшись, развел руками, – Хотя и очень странно. Никогда бы не подумал, что Бренн сможет легко освоиться в чужеродной среде. Он ведь всегда был таким... настоящим керторианцем.
– Насколько я могу судить, он таким и остался.
– А вот это меньше радует. Я надеялся, что годы смягчат его характер, – с неожиданной серьезностью заметил отец непутевого чада и без малейшей паузы продолжил маленький допрос: – Он не женился?
– Нет.
– И конечно, он по-прежнему дружен с герцогом Галлего?
– Да. – Я прекрасно помнила, каким образом отозвался капитан Рагайн об отношении родителей Бренна к его дружбе с Ранье, и теперь мне было очень любопытно: проявит ли барон Лаган-старший дипломатичность или все же продемонстрирует свое неудовольствие.
Но он просто потряс меня откровенностью.
– Теперь, наверное, это для Бренна хорошо. Кто меня больше всех поражает в последнее время, так это ваш муж.
– Меня он тоже поразил. Однако не могу сказать, что понимаю вашу мысль.
– Не удивительно, ведь вы не были знакомы с герцогом Галлего в бытность его на Кертории. Видите ли, в юности он... – Похоже, резать правду-матку было фирменным стилем барона, но где-то и у него был предел. По крайней мере тут пришлось подбирать выражения, но он справился: – ... не подавал больших надежд. Не хочется выглядеть грубым, но кроме физической силы Ранье ничем похвастать не мог. К тому же он в свое время втравил Бренна в крайне неприятную историю...
Он слегка замялся, и я сочла нужным заметить:
– Она мне известна.
– Да, очень скверно все там вышло... – Он, казалось, на несколько мгновений погрузился в тяжелые воспоминания, но затем в прямом смысле смахнул их рукой и в прежнем хорошем настроении вернулся к настоящему. – Зато сейчас герцога Галлего воспринимаешь совсем по-иному. Ни я, ни кто другой не могли представить его в гуще событий, в которых решается судьба Кертории, и, думаю, не ее одной. А насколько мне известно, он находится в самом центре этой гущи и действует успешно.
Тут он совершенно нечаянно попал по слишком больному месту – моменту нашего с Ранье расставания, – и я ответила с куда большей экспрессией, чем следовало:
– К сожалению, далеко не каждое его действие можно назвать успешным.
Он что-то почувствовал и примиряюще улыбнулся.
– Не ошибается только тот, кто ничего не делает. А в интригах подобного уровня показатель успешности есть только один, и герцог Галлего ему отвечает. Потому что все еще жив.
С этим было невозможно спорить, но я по инерции сказала:
– Также справедливости ради надо отметить, что Ранье оказался замешан в эту историю не по собственной инициативе. Его туда втянули совершенно против воли и желания. – «В отличие от меня» тут было крайне уместным, но слишком уж личным.
А барон между делом бросил:
– Тем больше чести ему это делает. Конечно, все мы наделены свободой выбора, но в не меньшей степени являемся заложниками обстоятельств. Так что обычно вопрос сводится к тому, насколько мы способны этим обстоятельствам соответствовать... или противостоять.
Н-да, очень «недалекое» замечание. Настолько, что я механически кивнула и брякнула то, что пришло в голову:
– Чрезвычайно актуальная для меня проблема.
Я не хотела напрашиваться на сочувствие, и барон вновь порадовал меня, довольно буднично признав:
– Да уж, вашему положению не позавидуешь.
«Да уж, а вашей антикерторианской манере вести беседу можно только удивляться» – было все-таки чересчур, но меня стало всерьез занимать, где предел у его открытости и вообще есть ли он, поэтому я задала вопрос, адресовать который другим было бессмысленно – в лучшем случае усмехнутся:
– Интересно, а что бы вы предприняли в моем положении?
Надо же, он не счел и такой вопрос смешным или бестактным, а после недолгого раздумья неопределенно качнул головой.
– Сложно сразу дать ответ. Наверное, то же, что и вы, – искал бы союзников и разбирался в обстановке.
Складывалось ощущение, что барон Идриг не только знаком с понятиями «наблюдательность» и «логика», но и прекрасно владеет этими инструментами. Впрочем, последний вывод нетрудно было проверить.
– То, что я ищу союзников, достаточно очевидно. А из чего вы сделали заключение, будто я... э-э... недостаточно хорошо разбираюсь в обстановке?
– Это допущение, конечно. Но в противном случае вы едва ли отправились бы с визитом к Арто Детан.
Я улыбнулась и даже слегка поклонилась.
– Не буду спорить. Простите, а вы хорошо с ней знакомы?
– Баронесса Арто – моя двоюродная сестра.
– А-а... – Мне понадобилось время, чтобы обмозговать полученную информацию, и на этот раз барон истолковал причину заминки превратно.
– Если вы собирались сказать о баронессе нечто нелицеприятное, то не стесняйтесь – я не оскорблюсь.
– Да нет, я хотела спросить: правда ли, что она пользуется серьезным влиянием среди керторианок?
Он чуть помолчал, при этом его лицо приняло весьма неприятное замкнутое выражение, а потом непривычно жестким тоном барон заметил:
– Невзирая на наши родственные отношения, я могу сказать об Арто Детан крайне мало, однако отрицать, что она пользуется тем влиянием, о котором вы говорите, было бы нелепо. Безусловно, это правда.
За этим заявлением тоже явно что-то скрывалось, но копать я не решилась, поскольку его светлость в хорошем настроении был для меня гораздо ценнее да и просто приятнее. Так что я подвела краткий итог:
– В таком случае приблизительно половину населения Кертории в качестве потенциальных союзников можно даже не рассматривать.