— Михась! — отвечал Богуслав. — Обидятся ли, не обидятся — какое нам дело! Мы должны о своей отчизне думать! Ты хочешь, чтобы волки сыты были и miraculose tandem[9] овцы целы?..
Впрочем, Богуслав не предлагал разваливать Речь Посполитую на два абсолютно отдельных государства. Он видел сохранение союза «Республики обоих народов» хотя бы тем, что сохранялся бы военный союз поляков и литвин, сохранялась бы взаимопомощь на случай агрессии извне. А если надо, то литвины могли бы, как и всегда, признать-таки своим Великим князем польского короля, печатая его профиль на своих талерах, но только без какого-либо влияния этого короля на политику Вильны. Кмитичу такое будущее с королем на монетах и без королевской власти виделось единственно светлым и логичным.
И вот, нет лидера команды. Кто заменит его? Михал? Но на поминании Богуслава Михал выглядел полностью деморализованным и не готовым взвалить на себя сей крест. Товарищ и союзник Богуслава скандальный Любомирский? Этот ненадежный пан уже полностью ушел в тень, а если бы и не ушел, то связываться с ним было бы все равно опасно. Сам Кмитич? Но Кмитич не так авторитетен в политике и абсолютно неопытен в закулисной борьбе. Может, Ян Собесский? Слишком прост и недостаточно хитер. Без Богуслава Собесский не сможет пробиться на трон — так считали многие, так же считали и Михал с Кмитичем.
А корону тем временем примерил не Собесский, а его земляк Михал Вишневецкий, даже не помышляющий об отделении Литвы и вольностях Руси. Хотя Вишневецкого избрали под давлением именно русской (галицкой, подольской, волынской и укранской) шляхты, которая ныне рассуждала точно так же, как в 1648 году наивно рассуждали литвины, выбирая Яна Казимира — «свой король», «нам будет лучше»…
Кмитич сдвинул на затылок шапку, вновь утер тыльной стороной кисти взмокший лоб. Не мог он отвлечься, не мог не думать…
— Проше, пана! Шукам хоста! — крикнул кто-то снизу по-польски.
Кмитич свесился вниз. На фоне белого снега темнела фигура человека, по всему видать — королевского почтового курьера.
— Пан есть поляк? — переспросил Кмитич, явно недовольный, что поляки никак не научатся в Литве разговаривать соответственно.
— Так, полякием! — отвечал курьер.
— Какого хозяина ты ищешь? — переспросил Кмитич по-русински.
— Пана Самуэля Кмитеца!
— «Кмитича» — правильно говорить! Это я и есть! — нарочито по-русински продолжал разговаривать с курьером оршанский князь.
— Тогда я к вам! — уже на литвинском диалекте отвечал курьер, изначально, видимо, приняв князя за простого рабочего. Он поднял руку с письмом.
— Вам срочный лист, пан полковник! От коронного гетмана Яна Собесского! Лично в руки!
— Клади его в ведро! — крикнул полковник и спустил на веревке ведро, а затем затащил обратно на крышу. Обратил внимание: печать в самом деле коронного гетмана. Сорвал ее, развернул лист. Текст был на польском.
— Вот уж, Янка! И этот туда же! Полякием… — передразнил курьера Кмитич, разговаривая сам с собой.
— Тата, а что там? — крутился рядом Януш. — Тата, ну что там?
Кмитич нахмурился, опустил письмо. Глядя в сторону, ответил:
— Война, сынок. Опять война… — и почему-то весело добавил. — Давно не воевали, холера ясная! Целых три года!
Последним поводом к войне стала летне-осенняя военная кампания Яна Собесского, который решился-таки неожиданными ударами разгромить Дорошенко. Но казаки всякий раз ускользали, как только чувствовали, что их начинают прижимать. Разбить Дорошенко так-таки не вышло, а у султана появлялся повод самому вторгнуться в земли Речи Посполитой.
Великий гетман Михал Пац, не то полагая, что Подолье — это слишком далеко от его родных земель, не то просто не видя либо не понимая опасности, сорвал поход объединенного войска Речи Посполитой. Как и во время постоянных споров с покойным Павлом Сапегой, Пац капризничал и сейчас.
— Казна короля задолжала нам деньги! Пока не выплатят моим солдатам долг, не сдвинусь с места! — сердито топорщил усы Пац.
Денег у казны пока не было. И армия ВКЛ стояла, не двигаясь, игнорируя приказы Вишневецкого. Михал Казимир попытался как-то договориться с Пацем, но тот стоял на своем, как скала под ветром, — деньги вперед и никаких уступок! Тогда Михал Радзивилл в обход воинских порядков предложил вышедшим из подчинения солдатам завербоваться повторно и получать жалованье лично у него, у несвижского Радзивилла. Такой широкий щедрый жест Несвижского князя, похоже, шокировал всех, и вновь поползли слухи о либо переплавленных, либо проданных золотых статуях несвижских апостолов. Которых, впрочем, никто так и не видел. Никогда не знавшие подобного благородства и щедрости от жадного Паца и его предшественника Яна Павла Сапеги, также прижимистого по части денег пана, многие солдаты посчитали заявление Радзивилла шуткой, уловкой или еще чем-либо в этом роде, и желающих заново вербоваться и прийти за деньгами к Михалу как-то не нашлось. Пришло лишь семеро человек, которые, конечно же, не могли решить проблему. Собесскому и Михалу Казимиру ничего не оставалось как самим проводить освободительную кампанию без поддержки армии ВКЛ. Но и без помощи капризного Паца войско Собесского и Михала Казимира, к которому присоединился и Кмитич с малой хоругвью легкой конницы, в нескольких боях местного значения нанесло поражение дорошенковским казакам, порубало саблями, покололо пиками и разорвало пушками и мушкетами татарскую конницу.