– Театральная рецензия готова, Кэсси? – спросил Гай и, дождавшись утвердительного кивка, жестом показал на стол. – Тебе там прислали два билета на следующую неделю. С кем пойдешь? С приятелем?
– Разумеется!
Кэсси опустилась на стул и, роясь в сумке, краем глаза отметила, как мимо прошел в свой кабинет Джордан Рис. Приятель! Слова «театральная» и «приятель» все еще отдавались в ее душе болью и стыдом. А ведь все это было давным‑давно. И думать об этом ей совершенно не хотелось. Кстати, ехать домой вовсе не обязательно. Вполне можно либо не ответить на письмо, либо сослаться на перегруженность работой. Но нет, на такое она неспособна. Не в ее привычках уклоняться от жизненных сложностей, а если еще представить себе хорошо знакомую мину насмешливого презрения на лице у матери, тем более отбросишь подобные мысли.
С Луиджи Роза‑то Кэсси познакомилась в университете, когда он только что приехал из Италии. В свои тридцать лет он был гораздо старше других студентов и буквально заворожил всех, особенно девушек. Смуглый красавец с мягкими манерами уроженца Средиземноморья, Луиджи пользовался огромной популярностью в студенческой общине. К тому же он был невероятно милый! Ему никогда не надоедало выслушивать чужие проблемы. И то, что у Кэсси таковых не имелось, что она была просто «хорошим парнем», вызывало у него живейшую симпатию.
Он занимался в той же группе сценического мастерства, которую в свободное время посещала и Кэсси, и был великолепным актером. Выросшая в театральной семье, Кэсси сразу заметила в нем настоящий талант и постоянно внушала ему, что сцена – его призвание.
Общие интересы сблизили их, и как‑то само собой получилось, что все вокруг решили: самому завидному холостяку недолго осталось пребывать в этом качестве. Ну а Кэсси была по уши влюблена и совершенно счастлива. Казалось, ничто не способно омрачить ее безоблачное счастье, и она пригласила Луиджи к себе домой на долгие летние каникулы. Вот тогда‑то и рухнули все ее мечты. Домой прилетела мать, выкроившая для отдыха несколько дней между репетициями. Но, увидев Луиджи, Лавиния Престон продлила свой отпуск.
Кэсси очень рано поняла, что родители не питают друг к другу особо нежных чувств. Отец не достиг такой известности, как Лавиния. Он был характерным актером, много работал над собой, но прекрасно сознавал, что его игра никогда не сравнится блеском с игрой его жены. По‑настоящему Кэсси не чувствовала близости ни к той, ни к другому. Она вечно им мешала и, как только подросла, тотчас отправилась в школу‑интернат, а до этого времени ее воспитывали няньки и гувернантки. Так что Луиджи был ей намного ближе родителей.
Далеко не сразу Кэсси поняла, что происходит, далеко не сразу догадалась, что ее красивая и талантливая мать нарочно медлит с отъездом и сидит в этой ненавистной глуши… ради Луиджи! Ну не смешно ли? Ведь он моложе ее на целых двенадцать лет! Однако Лавиния Престон никогда не скрывала, что в ее жизни много мужчин, а вдобавок эта женщина – огненно‑рыжая, с сияющими изумрудно‑зелеными глазами – была изумительно хороша собой; Кэсси с ее каштановыми локонами и золотисто‑карими глазами выглядела рядом с матерью как Золушка, тем более что не могла похвастаться ни житейским опытом, ни какими актерским талантом.
Потом они вернулись в университет, и почти сразу же Луиджи уехал, бросив учебу, которой, в общем‑то, никогда не увлекался, а через неделю Кэсси увидела в газете, на первой полосе, фотографию: звезда английского театра Лавиния Престон на трапе самолета перед вылетом в Нью‑Йорк и рядом с нею – Луиджи, красивый, улыбающийся. Конечно, в университете тотчас пошли пересуды, что‑де собственная мать отбила у Кэсси любимого, отбила сознательно и умело; но пересуды – это еще полбеды, самое страшное – предательство матери, которое оставило в сердце Кэсси незаживающую рану… И вот теперь Лавиния снова здесь, вместе с Луиджи, и ждет мирной встречи в семейном кругу!
Прошло четыре года, а кажется, все было только вчера. В Нью‑Йорке Луиджи не произвел того впечатления, на какое рассчитывал, а впрочем, он в этом и не нуждался. Лавиния была не только талантливой актрисой, природа не обидела ее и другими способностями. Она была богата, но зря деньгами не швырялась и свои финансовые дела вела с умом, на солидной основе. Под ее крылышком Луиджи мог жить как принц и ничегошеньки не делать – только оставаться красивым и внимательным чичисбеем. К тому же Лавиния знала, чем привязать его к себе: она постоянно сулила ему большие роли, что с успехом сделала и в первую встречу, а он верил каждому ее слову.
Давняя любовь, еще сохранившаяся в сердце Кэсси, была теперь отмечена изрядной долей презрения, и все‑таки ей не хватало мужества встретиться с ними, даже спустя столько лет. Она нипочем не выдержит насмешливого и понимающего взгляда матери, безучастности отца и неискренних сетований Луиджи на превратности судьбы.
– Мисс Престон!
О Боже, оказывается, она работала и одновременно думала совсем о другом! Кэсси резко выпрямилась, не отрывая тревожного взгляда от дисплея: выходит, она уже закончила свою заметку и текст исчез с экрана. Что она сделала не так? Ладно, сейчас узнаем. На негнущихся от страха ногах Кэсси проследовала в кабинет Джордана Риса.
– Что с вами происходит? – сердито воскликнул он. – До сих пор я мог упрекнуть вас в излишней язвительности, пристрастном подходе, в резкости тона, наконец, но не в ошибках!
– Ч‑что?.. Что я сделала не так? – в панике спросила Кэсси.
Рис что‑то буркнул и жестом указал ей на стул.
– Вам лучше присесть, а то упадете… Я просмотрел ваш материал, так как он весьма заинтриговал меня, и обнаружил массу нелепых ошибок. Такое впечатление, будто вы сидели за компьютером в полубессознательном состоянии. Честно говоря, я бы не удивился.
– О Господи, ведь это уже пошло в набор! Я не успею!..
Кэсси вскочила на ноги, однако главный нетерпеливым жестом заставил ее снова сесть и кивнул на дисплей собственного компьютера.
– Я внес исправления и запустил материал в набор, – бросил он. – В целом статья замечательная, но напичкана прямо‑таки дикими ляпами! Эрик Браун стал бы посмешищем Совета, появись он в публикации под именем мисс Браун! Что с вами случилось? Я составил список ваших нелепостей, можете взглянуть.
Он протянул ей лист бумаги с длинным перечнем ошибок, и Кэсси залилась краской стыда и унижения. Оправдаться ей было нечем, и, посмотрев на нее долгим, досадливым взглядом, он наконец позволил ей удалиться. Она задержалась в редакции, пока номер не был окончательно подписан в печать. Все уже ушли, свет горел только над ее столом. Но и в тиши опустевшего здания она никак не могла отыскать решения своей проблемы – его просто не существовало. Если отказаться приехать, мать поймет, что Кэсси одержала победу, пусть и ценой мучительных терзаний. Луиджи преисполнится наигранного сожаления, а что до отца, так ему вообще плевать на ее проблемы! Если же поехать – сумеет ли она встретить их лицом к лицу? Сумеет ли убедить их в своей победе, в своем равнодушии к тому, что когда‑то произошло? Вряд ли ей по силам сыграть беспечность, которой на самом деле нет и в помине.
– По‑моему, у вас что‑то стряслось, а?
Кэсси вздрогнула, услышав рядом низкий, теперь уже спокойный голос, и задним числом сообразила, что Джордан Рис, как всегда, покидает здание редакции последним.
– Я… мм… нет! – Застигнутая врасплох, она совершенно растерялась, но он словно и не заметил. Потянулся к выключателю, погасил свет, затем взял сумку и протянул ее Кэсси.
– Берите пальто, Кассандра, – решительно сказал он. – Сейчас мы с вами пойдем на уголок, в кафе‑чайную, и выпьем по чашке хорошего горячего чая.
– Но я… я не хочу… – промямлила она, в замешательстве оттого, что Рис назвал ее по имени, а он, не обращая внимания на протесты, взял ее за локоть и чуть ли не силой повел к выходу.