– Почему я? – озадаченно спросила она. – Отношения у нас не самые лучшие, и я больше чем уверена, у вас наверняка найдется приятельница и не одна! – более подходящая для этой роли.
– Но ни одна из них не понравится ему, – грустно усмехнулся Джордан. – Его любовь, похоже, распространяется только на нас с вами. И большая ее доля принадлежит вам!
– Мне об этом неизвестно.
Кэсси вскочила и, обхватив себя за плечи, принялась нервными шагами мерить гостиную. Одно дело – обманывать свою мать и Луиджи, и совсем другое – Хэролда Риса.
– Нет, так нельзя! – решительно сказала она. – Когда он выйдет из больницы и все узнает, он будет просто оскорблен и перестанет доверять нам обоим. Я не могу так поступить с вашим отцом.
– Но собираетесь проделать это с вашей матерью и этим… Луиджи, мягко напомнил он.
– Там совсем другое! Для меня это самозащита… к тому же я не согласилась на такой план…
– …пока что, – спокойно закончил он. – Если говорить об отце, то он с легким сердцем ляжет в больницу, зная, что я надежно берегу все, чем он в своей жизни дорожит. А когда его выпишут, мы все ему осторожно объясним, и не сразу, а через месяц‑другой. К примеру, скажем, что слишком часто ссоримся, и, кстати, нисколько не погрешим против правды, – иронически добавил он.
– Через месяц‑другой? – Кэсси перестала сновать по комнате и быстро села. – Я никогда… я думала, это всего на один день!
– Да ладно вам! – оборвал он. – Лавиния Престон далеко не глупа, а к тому же великолепная актриса. Чтобы убедить ее, мало приехать с кавалером и нежно повздыхать! Уж кто‑кто, а она сразу заметит плохую игру! Джордан прав. Просто ей не приходило в голову взглянуть на ситуацию с такой стороны, и в глубине души эта затея по‑прежнему пугала ее. Как‑никак речь идет о нескольких месяцах! Да и при мысли об отце Джордана сердце сжимала тревога.
– Я не могу дурачить вашего отца! – решительно сказала она, но под взглядом Джордана вновь почувствовала неуверенность.
– Даже ради того, чтобы дать ему немного радости и покоя перед тяжким испытанием? Слишком большой груз для вашей совести? А мне было показалось, что он значит для вас больше, чем ваши собственные родители. Для него‑то вы на самом деле как дочь. Сегодня я прочел ему по телефону вашу последнюю статью, так он буквально расцвел от гордости. Вот ради этого он и работал в газете. Ну, что для вас важнее, Кэсси? Ваша совесть или ваше доброе отношение к отцу? Суть проблемы именно в этом.
– Не знаю, справлюсь ли я, – помолчав, сказала Кэсси. – Я чувствую плохую игру, но это вовсе не значит, что сама я – хорошая актриса. Мать сразу меня раскусит, впрочем, как и ваш отец.
– Я больше чем уверен, что ваша мать ни о чем не догадается, – хмуро сказал Джордан. – От вас требуется лишь время от времени вздыхать и заливаться краской, а вашу мать и Луиджи я беру на себя. Надеюсь, вы умеете вздыхать и стыдливо краснеть? – насмешливо добавил он.
– Краснеть – да, а вот насчет стыдливости и нежных вздохов не знаю, ответила Кэсси, внезапно улыбнувшись.
Неожиданно она почувствовала, как все ее тревоги и страхи улетучиваются. Джордан Рис не юный мальчик, который станет смущенно хихикать от ее вранья. Мысль о том, что он будет радом, успокоила Кэсси, и она была рада, что выложила ему свои беды.
– Ваш отец, однако же… – начала она, и ее лицо вновь потухло.
– Со временем все образуется, – спокойно проговорил он. – У вас ведь нет причин желать нашей помолвке скорого конца, верно?
– Нет, пожалуй. Да, в общем, это не имеет значения, – с удрученным видом сказала она.
До сих пор Кэсси давала от ворот поворот всем мужчинам, пытавшимся ухаживать за ней. После Лунджи она не доверяла никому, кроме Хэролда Риса. И все‑таки доверилась Джордану, но в конце концов это доверие взаимно.
– В таком случае завтра мы едем, и будь что будет. – Он встал. – А тем временем прорепетируйте свою на редкость очаровательную улыбку. Она вам понадобится, когда вы предстанете перед вашей матерью и… другом. Никто ничего не знает, только вы и я. И она не узнает, поверьте!
Кэсси молча кивнула, все еще с тревогой, но он, уже в дверях, ободряюще улыбнулся, и оба вдруг почувствовали себя заговорщиками, которые владеют некой общей тайной. Как хорошо, подумала Кэсси, что завтра не нужно идти на работу. Не придется давать объяснения.
Глава 3
На следующий день, когда к дому подъехал «порше» Джордана, Кэсси, стоя у окна и глядя, как он выходит из машины, вдруг разволновалась. Вид у него был довольно хмурый. Совместная затея, похоже, нравилась ему не больше, чем ей. Любопытно, что он сегодня надел, сама‑то Кэсси долго не могла решить, какое платье выбрать. Джордан был в отличном темно‑сером костюме и сверкающей белизной сорочке, и Кэсси поневоле признала, что он слишком, даже вызывающе красив. Но взгляд у него был какой‑то отрешенный, холодноватый, и она вдруг засомневалась в успехе их предприятия. Хорошо хоть, что в итоге она остановила свой выбор на строгом костюме. Испытание предстоит необычайно трудное, и надо быть во всеоружии. Очевидно, Джордан разделял ее мнение, поскольку при виде подчеркивающей стройность ее бедер узкой юбки и короткого прямого жакета на его лице тотчас отразилось явное одобрение.
– Великолепно! – воскликнул он. – Синий цвет очень вам вдет. – Он окинул ее внимательным взглядом, сразу же отметив на ее лице следы беспокойно проведенной ночи, и снова нахмурился. – Все будет хорошо, Кэсси, – деловито сказал он, взял ее чемодан и посторонился, пропуская ее вперед. – Через несколько часов вы сами убедитесь, что все ваши тревоги были напрасны.
Кэсси так не думала, но тем не менее ей было приятно, что Джордану небезразлично ее беспокойство. И все же она чувствовала себя не в своей тарелке. Джордана, казалось, вовсе не трогало, что он, не скрываясь, заехал за ней и что они одновременно взяли выходной в газете. Их обоих прекрасно знали в городе, и Кэсси не оставляло ощущение, будто множество глаз наблюдают за их отъездом. А ее шефу все это было, по‑видимому, совершенно безразлично.
Напряжение не покинуло ее, даже когда город остался позади. Напротив, тревожные мысли все больше овладевали ею, и, когда спустя некоторое время Джордан повернулся к ней, Кэсси прочла в его глазах досаду.
– Я очень хорошо понимаю ваше беспокойство, – недовольно произнес он, – но вынужден сказать: не забывайте, что в скором времени вам предстоят некоторые испытания и способность к нормальному общению со мной будет самым легким из них. Никто, и менее всего Лавиния Престон, не поверит в нашу помолвку, если мы станем смотреть друг на друга как чужие люди, не желающие даже разговаривать.
– Извините. – Кэсси взглянула на него с легким вызовом. – Разумеется, вы правы, но я действительно не знаю, о чем мне говорить. В конце концов, мы ведь даже не друзья, не говоря уж о большем. Вряд ли из нашей затеи что‑нибудь получится. – Она сокрушенно вздохнула, чем еще сильнее рассердила его.
– Не получится, если мы не приложим усилий! – отрезал он. – Нужно хотя бы на эти выходные забыть о взаимной неприязни и попытаться лучше узнать друг друга.
– А как насчет остальных дней? – раздосадованная его тоном, спросила Кэсси. – Всех этих… месяцев, когда мы будем вынуждены притворяться перед вашим отцом?
– А кто говорит, что мы должны все время торчать у него перед глазами, изображая влюбленных?! – язвительно заметил Джордан. – Мы оба работаем, и, к счастью, далеко от больницы. Так что всегда найдется возможность провести короткую репетицию, если возникнет необходимость проведать его.
– Такая необходимость безусловно возникнет! – резко бросила Кэсси. ‑Я намерена и навещать его в больнице, и справляться о его состоянии, и видеться с ним после выписки, и…
– Жаль, что при встрече с вашим бывшим возлюбленным вам нельзя изобразить, будто вы помолвлены с моим отцом! – съязвил Джордан. – О нем вы говорите с куда большим энтузиазмом, чем о нашей общей миссии.