Она тотчас же сказала, как бы оправдываясь:
— Вы не говорили, чтобы я носила форму; я не профессиональная няня, и я подумала: Робби будет чувствовать себя свободнее и проще, если…
— Если вы будете похожи на подростка, а не на взрослую даму, — докончил он насмешливо.
Подросток. Ему кажется, что она одета нелепо или не по возрасту?.. Но, к ее удивлению, когда она сердито на него взглянула, он добавил тихо:
— Послушайте, хорошо, что он мал; с такими, как у вас, ногами…
Долгий оценивающий взгляд, каким он окинул нижнюю часть ее фигуры, так не походил на его прежние взгляды, что она замерла с пылающим лицом и сверкающими от негодования глазами. Что бы она ответила ему, если бы не открылась дверь и не вбежал, буквально кинувшись к ней, Робби, она себе не представляла; но когда она обняла мальчика, подняв его на руки, и увидела радость, которая светилась на его лице, злость ее исчезла.
— Ну, теперь ты поверил мне? — спросил Грей сына, когда тот обхватил шею Сары и уже не отпускал ее.
Бросив быстрый взгляд на Грея, Сара заметила, как потемнели его глаза и он быстро отвернулся, точно не хотел, чтобы она видела его лицо.
Саре вспомнились слова Росса о том, что на первых порах Грей боролся изо всех сил за право стать опекуном мальчика. Если он на самом деле любил сына, то ему, наверное, было мучительно сознавать, что он стал для него абсолютно чужим человеком… более того, человеком, которого Робби не любил и боялся.
— Мой отец говорит, что вы будете присматривать за мной и приезжать сюда каждый день, — сказал ей Робби, и сердце Сары сжалось от этого холодного «мой отец», ведь в его возрасте обычно говорят «папа».
— Да, это верно, Робби, — согласилась она.
А Грей нахмурился и сказал ей сухо:
— Отпустите его, он для вас слишком тяжел.
Сара собиралась возразить, что она не такая уж слабая, чтобы не удержать шестилетнего мальчика, да еще такого худышку, но напомнила себе, что Грей — отец Роберта, и ради Роберта она, пока работает здесь, постарается навести мосты между отцом и сыном, чтобы Робби поверил отцу и полюбил его.
Однако, когда она попробовала передать Роберта отцу, мальчик, протестуя, крепко вцепился в нее.
— Я захватила с собой бумагу, Робби, — сказала она, не обращая внимания на его умоляющий взгляд, когда отец взял его на руки. — А завтра, если хочешь, мы купим цветные карандаши.
— Сегодня, я хочу сегодня, — ответил Робби, но Сара покачала головой и сказала твердо:
— Боюсь, что нет, Робби. Мы не сможем этого сделать, пока у меня не будет своей машины; у машины, которой я сейчас пользуюсь, нет привязных ремней на заднем сиденье. — Это было одним из решающих моментов при покупке сверкающей ярко‑красной машины — без ремней в поездках с Робби она не чувствовала бы себя спокойно. — Но у нас на сегодня масса дел, — сказала она с улыбкой и спросила: — Ты уже завтракал?
Когда он отрицательно покачал головой, она предложила:
— Тогда пусть твой папа едет на работу, а когда ты поешь, мы решим, чем нам сегодня заняться.
Когда она произносила эти слова, Грей уже направился в кухню; Сара пошла следом. Ее внимание тотчас же привлек большой деревянный стол и полдюжины стульев; стол, как и сама кухня, предназначался для большой дружной семьи, а сейчас на нем стояла одинокая кружка с кофе и тарелка с недоеденным куском поджаренного хлеба.
Почему‑то при виде этой одинокой кружки и тарелки у нее сжалось сердце. Как же можно упрекать Грея за его отношение к женщинам? Он, по‑видимому, любил мать Робби, когда женился на ней, и надеялся разделить с ней радость и близость семейной жизни, а вместо этого она постоянно ему изменяла, а потом уехала, забрав с собой сына.
Грей уже опустил Робби на пол, и мальчик тотчас же подбежал к Саре и прижался к ней.
— Я заказал для вас связку запасных ключей, — сказал Грей, доставая из кармана и вручая ей ключи. При этом он случайно коснулся ее запястья, что заставило ее вздрогнуть и быстро отпрянуть. Кожа ее покрылась мурашками, и странное, непонятное ощущение тепла и слабости побежало вверх по руке. — Я вернусь сегодня в шесть. — Он нахмурился: мысли его были уже где‑то далеко, и Сара поддалась минутной слабости и вновь подумала: а как бы все было, будь они женаты, а Робби был их сыном? Ушел бы он, чмокнув ее небрежно в щеку и пообещав не опаздывать, или позволил бы себе не сдерживаться в тиши своего дома? Поцеловал бы ее долгим, нежным поцелуем, который помнился бы ей весь день и обещал истинную близость, которая придет позже, когда Робби уснет и они останутся вдвоем?
Сара ужаснулась, почувствовав, что ее тело каждой своей клеточкой откликается на эти ее тайные мечты.
Грей протянул руку, взял чашку и поморщился: кофе остыл.
Не допив его и не тронув хлеб, он поднял кейс. Прежде чем направиться к двери, он остановился в нерешительности, взглянул на Робби, и хотя Сара мысленно просила его хоть чем‑то показать свою любовь и внимание к сыну, он не сделал никакого движения в его сторону, а лишь сказал сурово:
— Помни, Роберт, веди себя как следует, — и вышел. Послышался звук шагов, хлопнула входная дверь.
— Сара… Сара, я хочу есть. — Робби дергал ее за рукав, заглядывал ей в глаза. Рот у него отцовский, подумала со вздохом Сара, улыбнулась мальчику и спросила, что бы он хотел на завтрак.
ГЛАВА 6
Прошла неделя, Сара и Робби стали добрыми друзьями, но отношения между отцом и сыном не менялись, и Сару не оставляло ощущение, что она должна что‑то сделать, чтобы помочь им. Но как это осуществить, если Робби почти не видел отца? Несколько раз Грей возвращался поздно и звонил с фабрики, прося, чтобы Сара задержалась и уложила Робби спать.
Грею не нравилось, что она не живет в его доме, но Сара оставалась твердой в своем решении: ей было достаточно того пронзительного, чисто физического желания, которое возникало у нее каждое утро, когда она видела, как он стоит возле кухонного стола, глотая холодный кофе. Оставаться с ним под одной крышей невозможно — это она понимала четко.
Но почему у нее возникало непреодолимое желание физической близости с ним? С его стороны никакого намека на что‑либо подобное, безусловно, не было, и Сара старалась подавлять свои порывы. И все же: что это означало? Она в него влюбилась? В ее‑то годы? Она считала, что давно вышла из подобного возраста, влюбляться — удел шестнадцатилетних, а с годами и опытом приходит понимание. Любовь как цветок, растущий медленно и болезненно, требующий ежедневной заботы и поливки. И кроме того… ее чувства были гораздо глубже, это не просто сексуальное влечение, обожание недостижимого мифического существа мужского пола, которому приписывают целый букет достоинств. По утрам, наблюдая, как Грей, морщась, пьет кофе, видя, как Роберт отворачивается от отца и льнет к ней, она жалела Грея всей душой. Вечерами, когда он возвращался с работы усталый, напряженный — сплошной комок нервов, — ей хотелось успокоить его, разделить с ним заботы, обнять и утешить его, как Робби, излить на него всю свою нежность. А вдруг он откликнется, скажет или сделает что‑то, и она почувствует, что он наконец‑то видит в ней женщину? Вот тогда‑то и выплеснется наружу глубоко запрятанное болезненно‑страстное влечение, которое так смущало и мучило ее.
Это была не просто влюбленность, а сама любовь, со всей сложностью чувств и физических желаний, которую, как подсказывали ей логика и здравый смысл, она не имела права испытывать, но которая все росла и росла в ее душе. Но как же она могла так влюбиться? Многого в характере Грея она не понимала. Но то, что ей по необходимости приходилось проводить так много времени в его доме, дало ей возможность узнать чисто домашние мелочи его жизни. Он сам стирал и гладил свои рубашки… но не имел ни малейшего представления о том, какой размер одежды у его сына; и хотя по приезде мальчика сюда он сразу же купил ему все необходимое, он не понимал, что мальчик растет и одежда изнашивается, да и сама одежда совсем не годилась для жизни в деревне. Сара признавала, Робби нужна мать, но прекрасно понимала, что он ради своего же блага не должен воспринимать ее именно так, ведь она вполне представляла себе, какие страдания выпадут на его долю, когда придет время расставаться.