Когда он нашел ее губы, сердце ее остановилось, а чувства словно сошли с ума, все закружилось, точно в водовороте, под настойчивым нажимом его губ. Это не был робкий, несмелый поцелуй: так целуют женщину, которая близка тебе и желанна.
Но кто же была та женщина? Замерев в его объятиях, Сара осознала, что это — не она; и сразу же ее чувства как бы растворились, а тело замерло от стыда и отвращения.
Грей продолжал целовать ее во сне; как только он ощутил сопротивление, зубы его впились в ее губы.
От неожиданной острой боли Сара вскрикнула, отшатнувшись.
Грей тотчас же открыл глаза, нахмурил брови и уставился на нее.
Сара стремительно вскочила на ноги, бормоча в панике:
— Вы столкнули стакан с водой со столика. Простите, что я вас разбудила.
Он все еще хмурился, а она буквально чувствовала его мысли; он силился вспомнить что‑то, что его беспокоило.
Он пристально смотрел на ее губу. Она тотчас же ее закусила, стараясь не морщиться, так как прокушенная кожица болела, сердце ее бешено стучало.
Ей стало до ужаса неловко: она боялась, что он очнется и еще подумает, что она сама… Но когда он заговорил, она поняла, что он совершенно не помнит того, что здесь происходило.
— Что я здесь, черт побери, делаю?..
Она отозвалась, запинаясь:
— Робби сказал, что ему приснился дурной сон, вы к нему пришли и, должно быть, заснули вместе с ним.
Грей издал какой‑то странный звук, спустил ноги на пол, выругался шепотом и вдруг застонал:
— О Боже! Спина!
Сара пятилась к двери. От резких движений рубашка выбилась у него из брюк, обнажив мускулистый живот и грудь. Он потянулся, и она услышала, как хрустнули кости.
— Сколько времени? — спросил он и опять тихо выругался, когда она ответила. — Проклятье! У меня через полчаса деловое свидание. Придется позвонить Мэри и отложить его.
Он продолжал хмуриться; мысли его были уже далеко; ничто в его поведении не говорило, что он, хотя бы смутно, помнил о происшедшем; когда она отступила к двери, он посмотрел ей прямо в лицо, и взгляд его задержался на ее губах.
Внутри у Сары все так трепетало, что она удивлялась, как он этого не замечает.
Открыв дверь, она поспешно вышла. Внизу, в кухне, Робби ел овсянку. Рот у него был в молоке, он поднял голову, взглянул на Сару и широко улыбнулся.
Сара стояла спиной к двери, когда через полчаса Грей вошел в кухню. Она сразу же насторожилась, не в состоянии повернуться к нему. Вспомнил он что‑нибудь или так крепко спал, что ничего не сознавал?
Услышав, как он открыл холодильник, она с трудом повернулась. Сердце ее дрожало: он был таким чужим, таким далеким, и, видя его сейчас в темном строгом костюме, невозможно было поверить, что он… Она перевела дух, напомнив себе, что целовал и ласкал он вовсе не ее.
Он взял из холодильника апельсиновый сок.
— У нас остался праздничный пирог, Сара? — спросил Роберт.
Сара знала, что Грей наблюдает за ней, она не смотрела на него, ощущая, что лицо и шея ее залились краской.
Закончив завтрак. Грей взял кейс и направился к двери, приостановившись, чтобы резко сказать:
— На минутку, Сара!
Едва дыша, она вышла за ним в холл. Значит, он все‑таки вспомнил и теперь хочет узнать, почему она его не остановила, почему не разбудила, почему…
— Думаю, Робби лучше не есть пирог, — сказал он. — Наверное, это послужило причиной его ночных кошмаров, из‑за которых мы оба не спали.
Сара пристально смотрела на него, а он продолжал с укором:
— Мне казалось, у вас достаточно здравого смысла, чтобы не кормить его подобной едой, в ней столько сахара и жира!
— Он приготовлен по рецепту, в котором почти нет сахара и жира, — ответила Сара.
Да как он смеет намекать на то, что это она виновата в ночных кошмарах Робби? Она уже хотела сказать ему, что, если его так беспокоят дурные сны Робби, лучше искать причину в себе, а не в ее стряпне. Но она так растерялась, что просто не могла найти слов для отпора.
Он отвернулся, и она закусила от досады губу, забыв о ранке. Боль была так сильна, что она невольно вскрикнула; он остановился и посмотрел на нее, бросив взгляд на ее распухшую губу. Она смущенно вспыхнула.
— На вашем месте я бы посоветовал вашему приятелю быть в следующий раз поосторожнее, — сказал он брезгливо, открывая дверь.
Дрожащим от гнева голосом Сара вскрикнула:
— У меня нет приятеля, и, к вашему сведению… — Она замолчала, сообразив, что чуть не проговорилась.
— Что — к моему сведению? — спросил Грей.
Он снова посмотрел на нее, и Сара испугалась. Она крепко сжала дрожащие губы и отвернулась. Ее трясло от страха; машинально она дотронулась до губ кончиком языка, как бы ощупывая их, и он понял, что к таким свидетельствам мужской страсти она не привыкла.
Грей застыл: глубоко скрытая боль, которую он ощутил, проснувшись, вспыхнула с новой силой. Давно уже он не испытывал такого непреодолимого желания.
В последние месяцы брака его сексуальные желания сошли на нет, у него даже не возникало мысли отомстить жене за неверность и предательство, меняя женщин как перчатки. Правда, у него случались связи, но в основном это был союз умов, а не тел.
И для него было большой неожиданностью, что он еще способен испытывать такое глубокое физическое влечение, и что еще хуже — влечение к женщине, от которой он намеренно держался на расстоянии.
И только позже, по дороге на фабрику, он задал себе вопрос: почему у него с первой их встречи возникла уверенность, что именно она та женщина, против которой ему придется возводить баррикады; именно она сможет пробить броню, в которую были закованы все его чувства и желания?
Он проклинал себя за то, что пригласил ее на работу, но иного выхода у него не было: нужно было позаботиться о Робби. Робби — его дитя, его сын… Робби, который его боялся благодаря стараниям матери. Но прошлой ночью, испуганный дурным сном, мальчик позвал его, прижался к нему теплым своим тельцем, и его затопила такая горячая волна любви, отчаяния и боли! Любви к ребенку, который был частью его самого; отчаяния, что столько лет они прожили в разлуке; боли, которой были окрашены их нынешние отношения.
Он не мог понять, что же с ним происходит. Он вырвал с корнем все чувства, внушая себе: куда безопаснее не чувствовать, не любить, — и вдруг оказался беззащитным, броня лежала у его ног, а он был наг и изранен…
Грей перевел дух, стараясь успокоиться, вздрогнул при воспоминании о том, что пережил, разглядывая припухшие Сарины губы. Он ревновал ее к тому, кто имел право целовать ее с такой страстью и такой силой, и не замечал — или не желал замечать, — что причиняет ей боль.
Она сказала, что у нее нет приятеля, вспомнил он. Но ведь кто‑то ее целовал. Боже мой, если закрыть глаза, то можно ощутить мягкость ее губ, услышать стоны восторга; прикоснуться к груди, почувствовать, как начинает дрожать ее тело в ответ на его ласку…
Он выругался, когда радом просигналила машина, и увидел, что зажегся зеленый свет, а он сидит, уставившись в пространство.
Хватит! Это надо прекратить. В его жизни ничему подобному не было места, и это очень опасно.
Когда‑то он верил, что любит и любим. Но он ошибся и больше в эту западню не попадется никогда.
Никогда.
ГЛАВА 7
Грей озадачивал Сару, она это признавала. Он был весь соткан из противоречий: то он пытается быть заботливым отцом, а в следующий миг отшатывается от мальчика как бы в испуге.
Но ведь не боялся же он Робби! Может, он просто боялся его полюбить?
Нахмурившись, Сара задумалась. Прошло две недели с того утра, когда она застала Грея спящим в кровати Робби, когда он, не просыпаясь, целовал ее.
Нет‑нет, об этом даже вспоминать не надо, много раз говорила она себе, вокруг случившегося надо воздвигнуть надежный заслон и никогда не ворошить прошлого. Если же она позволит воспоминаниям взять верх…