Второй, глядя, как Матильда переворачивает страницы, как тихо вздымается ее грудь, как подрагивают ресницы, искал подходящие слова, которые убедили бы женщину в его искренности. «Пусть я не нашел то, что искал, но зато нашел ее, не каждый находит свою половину». А в том, что она предназначена именно для него, сомнений не было…
А третий все решал загадку: знает она, где хозяева хранили свои ценности или нет? Он не сомневался, что в конце концов ему удастся уговорить женщину отдать все. Не устоит она перед его натиском, что он, женщин не видал, что ли? Лишь бы она была в курсе…
Но на следующий день действие ягод уже ослабло, и теперь мужики крутились около Матильды больше по инерции. И она почувствовала, что искренности поубавилось. «Ясно, запах окончательно выветрился…Вот и вся любовь»
Снег шел почти каждый день, а сегодня выглянуло солнце, чудесный денек. Матильда возилась на кухне и все поглядывала в окно, как хорошо на улице… А что это так тихо в доме? Куда все подевались? Прошла в гостиную — пусто, хотя обычно там сидел с книгой Сергей. А, небось играют! Эти мужчины, как дети: хоть на компьютере, но пострелять. Поднялась в компьютерную — никого, значит, разбрелись по своим комнатам. Заглянула в одну — никого, постель Николая, как всегда, не убрана, одеяло комом сбилось в пододеяльнике; во второй — тоже пусто, потом в комнату Сергея. Хотела захлопнуть дверь, но какой-то звук привлек ее внимание. Она шагнула в комнату — за окном тихо звякал по стеклу колокольчик, его звук она хорошо помнила, Вера часто с ним играла. Странно, зачем привязывать колокольчик на улице? Сквозь заиндевевшее стекло толком было не рассмотреть, что там такое. Накинула куртку и вышла. В этот момент во двор въехали сани Петровича. Она махнула рукой, крикнула:
— Заходите в дом, я сейчас приду.
И пошла за угол, обошла весь дом — окна комнаты Сергея выходили на задний двор. Сверху, с крыши, слегка прорезая снежный козырек, свисал тонкий шнур, а на нем Верочкин колокольчик. Он раскачивался на ветру, время от времени легонько бился о стекло и звенел. Чуть выше над ним, ветер трепал привязанный к шнуру листок бумаги с какой-то надписью. Матильда силилась ее прочитать и никак не могла, тогда, прекрасно понимая странность всего происходящего и чувствуя возможную опасность, (снег угрожающе висел над головой), она осторожно взяла колокольчик и, придерживая его, потянулась к листку. Но поскользнулась и, чтобы не упасть, крепко схватилась за шнур колокольчика, почти повисла на нем, балансируя на льду. Бечевка натянулась и в следующую секунду на нее рухнул нависающий снежный навес. Плотный слежавшийся снег сбил женщину с ног и засыпал полностью. Матильда упала лицом вниз, успела только подставить руку. То, что она упала лицом вниз, спасло ее — под рукой оказалось немного свободного пространства, она смогла дышать.
Некоторое время Матильда лежала не шевелясь, приходя в себя. Кажется, цела, ничего не болит. Ей даже стало смешно: вот любопытная — прочитала… Потом попыталась подняться — какое там! Она не смогла не то что пошевелиться, но и двинуть рукой. Снег оказался на удивление тяжелым. И тогда пришел страх. Она лежала распластанная под толстым слоем снега, сама себе напоминая цыпленка-табака. Куртка была не застегнута, при падении распахнулась, и сейчас только тонкий свитер отделял ее тело от снега. Матильда попыталась кричать, но снег глушил звук, стало ясно, что с этой стороны дома ее никто не увидит и не услышит. Как-то внезапно ей стало холодно, затрясло…
Ей показалось, что она пролежала так несколько часов, на самом же деле прошло не более получаса. Петрович и вышедший к нему Николай выкурили по сигаретке, обстоятельно обсуждая пропажу кирпичей. Петрович сначала отпирался, но когда Николай заявил, что скоро станет хозяином усадьбы, и все достанется ему, Петрович заговорил по-другому. Хозяин есть хозяин, это он понимал. Договорились, что больше он отсюда ничего брать не будет, если только сам Николай не позволит.
— Я же сразу понял, что это не супружница Игоря. А то «я хозяйка», «я хозяйка»…
— Женюсь на ней — будет хозяйка.
— И Степка мой туда же…
— Молод еще твой Степка. Ты что, не видишь, мы тут все не против поджениться, — Николай щелчком отбросил окурок.
— Нехай она сама решает, а я своему сыну не враг, хочет — пусть женится.
— Она же старше Степки…
— Пустое… Поживет сколь захочет, а развестись всегда можно, теперь времена такие…Так ведь, Степка?
Степан только кивнул, он, не мешая отцу обсуждать его судьбу, безучастно стоял рядом. Собираясь зайти в дом и отряхивая снег с валенок, Петрович вдруг спросил у Николая: