Прежде всего Киоре обошла и осветила, насколько хватало, стены, тщательно изучила их, потом собралась осматривать пол на предмет тайных ходов или подполов, но очень скоро плюнула на это дело: всё равно под завалы мусора не пробраться даже горгулье. Неужели первосвященник должен был только встретиться с кем-то? Неужели теперь ей этой тайны не раскрыть?
Обидевшись на коварную удачу, она пошла к реке — как раз в стене зияла огромная дыра, по которой можно было выйти к берегу, правда, пришлось лезть по какой-то невнятной конструкции, оканчивавшейся огромным механизмом, застывшим в воде, о который разбивались небольшие волны. Она забралась наверх, поднялась над самой рекой и встала, раскинув руки для равновесия.
Фабрика находилась на небольшой возвышенности, другой берег реки полого опускался вниз, убегал длинными домами, в которых горел свет, яркий и теплый, столь желанный уютом для любого человека. Она балансировала на какой-то балке, смотрела и смотрела на улицы, что постепенно растворялись в тумане.
Отчего-то сейчас лучше всего думалось о Доране. Она старалась гнать мысли о нём — слишком сильно действовал на нее этот человек! Он посмел отказать ей на балу! Он посмел выстрелить в нее! Но вместе с тем Киоре помнила и их короткие беседы, когда железный глава Тайного сыска превращался в измученного жизнью мужчину. Иной раз Дорану хотелось влепить пощечину и рассказать о своей жизни, чтобы сравнил и понял, что его проблемы — мелочь. Хотелось ткнуть герцога и проволочь носом по полу его шикарного дома, расцарапать кожу драгоценностями из сейфа и сжечь его банковскую книжку, где в чек он мог вписать любую огромную сумму. Киоре всегда отрезвляла его холодность с баронетой Ниирой Таргери. В последнюю их встречу она боялась, как бы он не заметил, что она едва шевелила большими пальцами, боялась, как бы он не спросил о них, но обошлось, зато в его глазах она уловила отголоски каких-то странных чувств.
Киоре не могла объяснить, для чего говорила с ним о перерождениях. Хотела помочь? Сделать больнее? Оставалось только гадать, к каким мыслям пришел сам Доран, и от этого по телу прокатывалась волна жара и паники, а на губы просилась коварная улыбка.
Поплевав на руки и оттерев ржавчину с ладоней о костюм, спустилась. Ее ждал ход в монастырь святой Алатарины. До него добралась за полчаса бегом, также легко открыла ход и нырнула в него, ведомая предчувствием на грани предвиденья, и каменная кладка хода мелькала в синем свете хаанатского камешка. Остановилась у стены и нажала два камня, открывая вход, боком проскользнула, не успев осознать, что в келье горит свет. Ее схватили, грубо придавили к стене, блокировав и руки, и ноги. Камень дрогнул и выпал, угасая.
Отпустили ее также внезапно, и Киоре обернулась, уже зная, кого увидит.
— Что ты здесь забыл посреди ночи?
— Могу спросить то же самое, — ответил герцог Хайдрейк, кстати, опять одетый в какой-то старый темно-серый пиджак и такие же брюки. — Сегодня убили убиравшую келью монахиню, элементарно разбили ей голову о камни, — он указал на кровавое пятно на стене. — Думаю, ты бы не стала действовать так грязно?
— Разумеется! — фыркнула воровка, отчего-то польщенная, что ей приписали некое благородство. — И зачем ее убили?
— Никто не знает. Кажется, теперь эту келью закроют, с такой-то историей, — пожал он плечами, как будто недавно не грозил воровке смертью. — Прекрати жаться к стене. Я не горю желанием немедленно тебя казнить. Не люблю это.
— А что же ты, твое сиятельство, предпочитаешь? Рудники? Там не живут дольше полугода!
— Женщин не отправляют на рудники, — поморщился он.
— Всегда можно сделать исключение. Я предпочитаю смерть. Это по крайней мере честно.
Недолгое противостояние взглядов закончилось ничьей, и они одновременно отвернулись: Доран к кровавому пятну, а Киоре к стене. Воровка подозревала, что убийца искал тайник Иари, но то ли был застигнут врасплох, то ли из хода вышел не вовремя. Только что могла хранить в тайнике кузина-змея? И где он?
Они, не сговариваясь, стали исследовать стены и пол, изредка посылая проклятья хитрым преступникам.
— Сними маску, — попросил Доран, поднимаясь с колен. — Всё равно я видел тебя.