«Ещё как касается! — продолжал придуриваться Андрей. — Как говорится, мы в ответе за тех, кого один раз… починили. И вообще, я гуманист, не могу пройти мимо, когда где-то в мире страдает маленький несчастный ноутбук».
«Ты — технофил», — заключила я и побежала в кухню — инспектировать наличие всех остальных приборов. Но то ли кухонный миксер не входил в сферу исаевских интересов, то ли он недостаточно был ноутбуком.
«Кто-кто? Звучит как какое-то извращение».
Участвовать в дальнейшей перепалке я не стала, хотя Француз ещё старался развивать и дальше этот театр абсурда.
«А как называется тот, кто предпочитает живых женщин?»
Бабник, — решила я, но не стала писать об этом, не желая показывать, насколько личной для меня делалась эта связь.
В итоге он сдался сам, кинув мне скупое:
«Как починю, напишу».
Дальше дни полетели в привычной тональности. Школа — экзамены — репетиторство — редкие ужины у родителей — вечерние перезвоны с Леркой.
Он написал накануне ЕГЭ по русскому языку. Я как раз сидела со своими частниками, пытаясь напоследок впихнуть в них невпихуемое и завернуть детские истерики.
«Ваша техника готова».
Сделала глубокий вдох, стараясь сдержать в себе весь спектр эмоций, рвущихся наружу.
«Я на работе», — сказала чистую правду.
«Ок, как освободишься, напиши».
«Я допоздна».
«Напиши!»
Вот и поговорили.
Ещё долго посматривала на последнее сообщение, гадая, что может означать восклицательный знак и какое значение в него могли вложить. Я, как истинный филолог, верила в силу знаков препинания, но это я… А кто знает, что творилась в голове у Француза? И творилось ли вообще хоть что-нибудь?
***
От последней ученицы я вышла уже практически в ночи. Несмотря на полный рабочих забот день, усталость не ощущалась. Мир, окутанный сумраком, манил своей прохладой и… погружал в лирически-задумчивое настроение. Возможно, сказывалось то, что все мои мысли весь день так или иначе крутились вокруг Исаева.
Интересно, ждал ли он моего сообщения? Или же, как это обычно и бывало, с глаз долой — в нашем случае из чата, — из сердца вон?
Пройдя квартал и набравшись смелости, я таки отправила: «Я освободилась».
Ответ не заставил себя ждать:
«Ты где?»
«На Маркса. Иду в сторону набережной».
«Скоро буду».
Я фыркнула и погасила экран, хотя сердце всё же сделало кульбит, успев провалиться в пятки и вернуться обратно.
Шла по пешеходной дорожке, тянувшейся вдоль бетонного парапета набережной и дороги, по которой то и дело проносились автомобили. Об Исаеве я себе думать запретила, строго велев наслаждаться моментом — дышать свежим речным воздухом и наблюдать за тем, как стайки мотыльков кружатся в свете фонарей.
Минут через десять за спиной раздался скрип шин и краткий, но пронзительный сигнал автомобильного клаксона. Оборачиваться не стала, продолжив свой неспешный путь. Тогда он нагнал меня сам. Исаев. Не автомобиль, к счастью. Хотя, судя по гневному дыханию, он бы не отказался от души проехаться по мне.
— Что за ужасная манера шляться по ночам, — раздалось у меня над ухом.
— Я тебе потом как-нибудь объясню значение слова «шляться». Я же иду с работы.
— Значит, хватит работать по ночам.
Вот тут я разозлилась и остановилась, нервно крутанувшись к нему.
— Спасибо, — изобразила театральный поклон, — что просветил меня на тему, как мне нужно жить.
Он скрипнул зубами и пару раз моргнул, словно не представляя, что делать со мной такой… злой.
В итоге выдал шедевральное:
— Свет, что-то случилось?
Чуть не застонала, но удержалась.
— Ни-че-го. Где мой ноутбук?
— В машине.
— Я могу его забрать?
Он помедлил. Поскрёб подбородок, заросший дневной щетиной. После чего просиял:
— А пойдём прогуляемся, — и не совсем бережно развернул меня за плечо и потащил в сторону парапета.
Стояли, опершись о холодный бетон, всматриваясь в отблески чёрной воды. Молчали.
Затянувшейся паузы хватило, чтобы переварить имеющиеся эмоции и успокоиться. Поэтому первый за сегодня по-настоящему взрослый вопрос я задала почти спокойным и сдержанным тоном:
— Андрей, что происходит?
Его имя всё ещё оставляло на языке приятное послевкусие с оттенком смущения, словно было слишком интимным.
— А что происходит? — привычно изобразил он дурака, но, поймав мой упреждающий взгляд, всё же сделался серьёзным.
— Мы гуляем, наслаждаемся вечером.
— Это ты наслаждаешься, видимо, а я как-то нет.
— Тебя что-то не устраивает?