Исаев-старший вёл себя куда более сдержанно, но в целом тоже выглядел радушно. Сергей Андреевич мягко интересовался моими делами, работой, родственниками. Несмотря на обилие вопросов, это скорее походило на светский разговор, чем на допрос, учинённый неделю назад бабушкой-следователем, которая, к слову, этим вечером не отличалась особой словоохотливостью. Валентина Ильинична предпочитала с загадочным видом восседать во главе стола, размеренно покуривая свою трубку и кидать на меня долгие испытующие взгляды.
Сам же виновник нашей встречи отчего-то порядком нервничал, беспрестанно ёрзая на стуле и гневно поглядывая то на одного, то на другого родственника.
Я же на удивление держалась молодцом и почти не нервничала, даже когда Валентина Ильинична начинала выдавать многозначительные звуки по типу «Ха!», когда я выдавала какую-нибудь подробность своей жизни, о которой ей до этого было неизвестно.
Наконец-то, все насущные вопросы были исчерпаны и за столом повисла натянутая пауза, которая бывает всякий раз, когда малознакомые люди оказываются в одной компании, но абсолютно не знают, о чём им вести разговор.
Поэтому я решила воспользоваться шансом и переключить внимание Исаевых на что-то менее нервозное для меня, поинтересовавшись:
— А каким Андрей был в детстве?
— О, — всплеснула руками Татьяна Викторовна, и уже через пару минут на моих коленях лежал пузатый фотоальбом.
— Ну ма-а-ам, — застонал Француз и попытался отобрать у меня поданное сокровище, но я в кои-то веки была проворнее, успев открыть сей раритет на середине.
Ну, что я могу сказать? В детстве Андрей был отнюдь не Француз, не орёл и не мачо. Невзрачный, худосочный, слегка сутулый мальчик в круглых очках и штанах, натянутых едва ли не до подмышек.
— Вот тут реально больше на айтишника похож, — попыталась пошутить я, умиляясь маленькому Андрюшке, который на фотках реально смотрелся тростиночкой. Я в этом возрасте была раза в три шире и мощнее.
Француз шутки не оценил, скорее даже наоборот — недовольно надулся.
— Андрюша немного комплексует из-за того, каким был в детстве, — пояснила Татьяна Викторовна, мягко улыбнувшись.
— Ничего я не комплексую, — буркнул Исаев и в очередной раз попытался выхватить фолиант, на этот раз я не была столь проворной и ему таки удалось заграбастать край альбома, мы потянули его в разные стороны, корешок угрожающе затрещал, но, к счастью, не порвался. Зато откуда-то из-под последних страниц альбома вывалилась стопка фотографий, штук двадцать, которые разлетелись по полу прямо у наших ног.
— Ой, — пискнула я, — извините.
И попыталась опуститься под стол, но Андрей уже был там, дёргаными движениями собирая фотки. Краем глаза успела заметить, что на каждой из них была темноволосая девочка с огромными наивными глазами и робкой улыбкой. На каких-то они были вместе с Андреем, на каких-то с другими детьми.
— Это Анечка, — отчего-то извиняющимся тоном сообщила хозяйка дома.
— Мам! — раздался упреждающий голос Андрея из-под стола.
— …наша бывшая соседка, — проигнорировала сына Татьяна Викторовна.
— Они с Андрюшей в детстве дружили. Я попыталась осмыслить услышанное, соединив одно с другим, и сделала самый очевидный для себя вывод.
— С ней всё в порядке… она жива?
Стакан возле меня подпрыгнул — это Исаев стукнулся головой о столешницу.
— Пф-ф-ф, — фыркнула Валентина Ильинична.
— Конечно, жива, что с ней сделается. Таких захочешь — со свету не сживёшь.
— Мама! Бабушка! — хором выдала мужская половина семейства Исаевых.
— Сколько раз можно повторять, — прорычал Андрей, появляясь на свет Божий со стопкой фоток в руках, — не лезьте куда вас не просят. И обведя всех присутствующих недовольным взглядом, остановил его на мне, словно это я изначально была во всём виновата.
Я же никак не могла уловить суть происходящего, так и подмывало сказать: «Очень интересно, но ничего непонятно». Впрочем, вводить в курс дела меня явно никто не собирался.
Альбом с фотками был убран обратно на антресоли, тему загадочной Анечки больше не поднимали, но вечер всё равно был непоправимо испорчен, это ощущалось в напряженной атмосфере, повисшей в комнате, по плотно сжатым губам Андрея и печальным вздохам Татьяны Викторовны. Поэтому не было ничего удивительного в том, что достаточно скоро мы засобирались домой.
— Светочка, приходите к нам ещё! — шепнула мне жена Сергея Андреевича, пока сын с отцом что-то негромко обсуждали на кухне. — Мы будем так вам рады!
Послушно кивнула, борясь с горьким желанием пояснить этой чудесной женщине, что всё совершенно не так, как она думает. И что ей вряд ли стоит вкладывать хоть какой-то смысл в мой приход.