– Вы подыскивали себе дом в этой местности?
– Нет, я хотел знать, когда вы решите продавать свой.
– Именно этот? Этот и никакой другой?
– Именно этот. Он должен был стать моим.
И я мгновенно переношусь назад, в прошлое.
Мы с Баби любим друг друга. В тот день она со всем классом поехала во Фреджене, в ресторан «Мастино», отмечать наступление тех ста дней, которые остаются до выпускных экзаменов. Она видит, как я подъезжаю на мотоцикле, и подходит ко мне, улыбаясь такой улыбкой, от которой могут рассеяться все мои сомнения. Я иду за ней, достаю ту синюю бандану, которую я у нее украл, и завязываю ей глаза. Она садится на заднее сиденье моего мотоцикла, прижимается ко мне, и мы под звучащую в наушниках музыку Тициано Ферро проезжаем всю Аврелиеву дорогу, до самой Фенильи. Море серебрится, мелькают заросли дрока, темно-зеленые кусты, а потом показывается этот дом на скале. Я останавливаю мотоцикл, мы слезаем, и я мгновенно придумываю, как туда пробраться. И вот мы входим в этот дом, о котором мечтала Баби. Это просто невероятно, словно я снова теперь вижу все это наяву – вижу, как держу ее за руку, и она, с завязанными глазами, окружена тишиной того дня. Солнце заходит, и в этой тишине мы слышим только дыхание моря, а наши слова эхом отдаются в пустых комнатах.
– Где же ты, Стэп? Не бросай меня здесь одну! Я боюсь…
Тогда я снова беру ее за руки, и она вздрагивает.
– Это я…
Она меня узнает, успокаивается, и я веду ее дальше.
– Это невероятно, но тебе я позволяю делать со мной все, что вздумается…
– Эх, хорошо бы!
– Дурак!
Ее глаза до сих пор завязаны, и она машет руками, тщетно пытаясь меня ударить, но, наконец, натыкается на мою спину и уж тогда отыгрывается на мне волю.
– Ой-ой-ой! Когда на тебя находит, ты делаешь больно!
– Так тебе и надо… Но я хотела сказать, что это мне кажется дикостью – то, что я здесь. Мы проникли в дом, выбив стекло, и я делаю все это с тобой, не споря, не протестуя. И, в довершение всего, я ничего не вижу… А это значит, что я тебе доверяю.
– А разве это не здорово – доверяться другому человеку во всем? Полностью подчиняться его воле, не размышляя и не сомневаясь – точь-в-точь так, как сейчас доверяешь мне ты? Думаю, что на свете нет ничего лучше.
– А ты? Ты тоже мне доверяешь?
Я молчу и вглядываюсь в ее лицо, пытаясь заглянуть в ее глаза, скрытые под банданой. Потом она отпускает мои руки и замирает, как в пустоте – может быть, разочарованная тем, что я ей ничего не ответил. Стойкая, независимая, одинокая. И тогда я решаюсь ей открыться:
– Да, и я тоже. И я тоже – в твоей воле. И это прекрасно.
– Эй, о чем вы там думаете? Вы как будто витаете в облаках… Давайте, возвращайтесь-ка на землю, к нам, радуйтесь! Вы же только что купили дом, который хотели, не так ли?
– Да-да, я просто задумался, на меня накатили приятные воспоминания… Я снова вспоминал те отчаянные слова, которые иногда говорят в порыве чувств. Не знаю почему, но мне пришла в голову нелепая мысль – словно когда-то я уже прожил это мгновение.
– А, ну да, дежавю! Со мной тоже часто такое случается.
Он берет меня под руку, и мы подходим к окну.
– Смотрите, какое красивое сейчас море.
Я бормочу: «Да», но, честно говоря, не понимаю, что он хочет мне сказать, и почему мы с ним отошли в сторону.
Его зачесанные назад волосы пахнут слишком сильно, и меня от этого запаха мутит. Неужели и я когда-нибудь стану таким же? Неужели и меня будет так же пошатывать? Неужели и у меня будет такая же неровная, неуверенная походка? Неужели и у меня будет так же дрожать рука, как и у него, когда он указывает мне на что-то, чего я еще не знаю?
– Вон, посмотрите-ка туда, раз уж вы уже купили этот дом. Видите эти ступеньки, которые спускаются к морю?
– Вижу.
– Так вот, когда-то давно по ним поднялись. Это немного опасно, потому что иногда люди поднимаются сюда со стороны моря, и вам, если вы решите остаться тут жить, нужно быть начеку, – говорит он мне с лукавством человека, умолчавшем об этом умышленно.
– Ну так кто поднимался со стороны моря?
– Думаю, какая-то парочка молодых, хотя, может, их было и больше. Они вышибли окно, бродили по дому, все разломали, а потом, в довершение ко всему, даже осквернили мою постель. На ней были следы крови. Либо они принесли в жертву животное, либо женщина оказалась девственницей!
Он говорит это с ухмылкой и оглушительно хохочет, задыхаясь от смеха. А потом продолжает:
– Я нашел мокрые халаты. Они развлекались, даже вытащили из холодильника бутылку и вылили из нее шампанское. И, самое главное, украли драгоценности, серебро и другие ценные вещи на пятьдесят тысяч евро… Хорошо, что я их застраховал!