Стэп не был совершенным. Жаль, но он нравится ей даже в своем несовершенстве.
В университете, поглощенная лекциями по праву, она об этом особо не думает. Отправляет эсэмэску домой, предупреждает мать, что вернется около шести и пообедает бутербродом с семгой и коктейлем из яблок, апельсинов и моркови. Мама читает сообщение и улыбается. «Что скажет обо всем этом моя дочь? Да я уже знаю: она обвинит меня в предательстве, но в глубине души подумает, что я поступила правильно. По крайней мере, я на это надеюсь». Решив так, она берет конверт и прячет его на кухне до тех пор, пока не настанет момент отдать его Джин. В шесть вечера с небольшим она слышит, как открывается дверь.
– Мама, ты здесь? Это я.
У Франчески начинает учащенно биться сердце. Она боится, что обнаружит себя, что волнение, отразившееся на ее лице, может ее выдать. Ее дочь очень чуткая.
– Ага, вот ты где! А что ты делаешь?
Джин стоит на пороге кухни.
– А ты как думаешь? – Мать показывает ей на утюг, который она держит в руке, и на рубашку отца, разложенную на гладильной доске.
– Попробую угадать. Ммм… – Джин улыбается, делая вид, что ее осенило. – Ага, ты пытаешься сжечь папину рубашку!
– Точно! И если у меня это получится, то ты сама от него натерпишься, учитывая, какой он аккуратист.
– Кстати, где он?
– Играет в мини-футбол с друзьями.
– Он держит себя в форме, тут уж ничего не скажешь.
Джин идет в свою комнату и на секунду задумывается об отце, который держит себя в форме, и о матери, которая гладит для него рубашки, всегда стараясь, чтобы он выглядел красивым, нарядным, соответствующим любой ситуации, безупречным. Вот именно – безупречным. Кто знает, сколько она заставляла его ждать, в соответствии с правилами бабушки Клелии. Джин смеется. И кто знает, может, они и до сих пор друг другом увлечены? Кто знает, что происходит в этой спальне раз в неделю? Или в месяц? Или в год? Джин мысленно возвращается к Стэпу; к тому, как они жили раньше; к тем дням, которые провели на Мальдивах, почти без одежды, в горячей воде, на пляже, в бунгало, без расписания, без времени, не назначая встреч. Секс, любовь… Не было ни одного момента, когда бы они не обнимались. Стэп был для нее своего рода магнитом; ее к нему влекло, стоило только ему слегка коснуться ее ноги, спины или даже руки – она уже возбуждалась. Такого с ней никогда не случалось ни с одним мужчиной, тем более что у нее их было не много. А потом его запах, запах Стэпа: когда они обнимались, она его всюду целовала. Природный афродизиак, вопрос химии. Джин даже пыталась это обосновать: речь шла о феромонах, ароматных веществах, вырабатываемых людьми и прямиком направляющих нас к нужному партнеру. И вспомнить, что одни даже обвиняли ее в холодности, другие – во фригидности… Нет, правда заключалась в том, что она никогда не была по-настоящему влюблена. Джин про себя смеется. Не то, что не фригидная, наоборот! Ей казалось, что со Стэпом она стала кем-то вроде нимфоманки; ее пугало и в то же время удивляло, что она стала такой. Как в ту ночь в бунгало, где под звездами он ей сказал: «Хватит, прошу тебя, хватит». Она дрожала от своих ощущений и наслаждения. Стэп смеялся, думал, что она над ним подшучивает. «Ты не понял, я была его Омегой. Я совершенно очумела!»
– Очумела? Лучше скажи: «одурела»!
– Вот именно, точно, одурела!
И они продолжали смеяться, а потом пить холодное пиво, глядя на звезды. Джин теряла голову и в этих его объятиях, и в его глазах, и в каждом из поцелуев, который казался ей неповторимым, особенным.
– Ты мой?
– Только твой.
Следующей ночью они занимались любовью еще нежнее; она чувствовала, как он в нее проникает – сначала тихо, потом сильнее, страстно, и Джин укусила его за шею, прижала к себе: она была близка к тому, чтобы закричать.
– Тихо! – со смехом прошептал ей Стэп. – Тут соседи.
– Так и они тоже будут счастливы, если услышат, как я кричу!
Они уснули вот так, утонув в аромате этой любви, еще горячие после секса, с открытыми ртами, слившись друг с другом, наполняясь одним дыханием, уже не разделяясь.
Кажется, что Джин почти пробуждается от этого воспоминания; у нее на глазах наворачиваются слезы. «Разве этого было мало? Ты хотел больше? Разве это было не самое прекрасное, что мы могли испытать? Тебе надо было снова закрутить с ней роман? Но ты же с ней уже был, это даже не было завоеванием. Так почему?» Джин уже несколько месяцев задает себе этот вопрос, и несколько месяцев не находит на него ответа. И с тех самых пор не занимается сексом. И, может быть, уже больше никогда им не займется! Боже мой, об этом страшно и подумать.