Дом слесаря стоит тысячу двести рублей. Государство предоставило ему эту сумму в долг без процентов на десять лет и само построило домик. Заработки у Алексея Ивановича хорошие. Картофель, овощи, фрукты покупать не надо. Да и окорока не в магазине берёт. Все своё. А молочка даже излишки, приходится продавать. Алексей Иванович понимает, что государству надо идти навстречу, и он аккуратно выплачивает деньги за дом — десять рублей в месяц.
По соседству точно такой же домик машиниста Дубравина. Но у него нет флигелька с живностью. Правда, он досрочно, на четыре года раньше, чем положено по закону, выплатил государству стоимость домика: как-то не по себе человеку, когда долг висит.
Соседи часто встречаются.
— В поездку, Виктор Степанович? — ласково спросит слесарь, завидев машиниста с сундучком.
— В поездку, Алексей Иванович, — ответит Дубравин.
— Ну, с богом, — пожелает на прощание слесарь.
…Ночью Дубравина вызвали в очередной рейс, под поезд Одесса — Москва. Машину, как всегда, осматривал придирчиво, выстукивая каждый болтик. Только в котёл не влезешь и не отвернёшь ни одной детали, которая сообщается с ним. Это уж на совести слесарей. Не зря ответственную работу поручают только аккуратным людям, таким, как Алексей Иванович.
— Поднимай парок, — сказал Дубравин помощнику, — скоро под поезд.
С помощником этим Дубравин едет впервые, но не беспокоится за него. Человек опытный. Это даже не помощник, а машинист. За нарушение правил технической эксплуатации он снят на три месяца в помощники.
В ЭКСПРЕССЕ ОДЕССА — МОСКВА
…Мы с Андреем вышли на пустынный ночной перрон, продолжал свой рассказ Жиздров. Паровоз отцепили, к поезду подъехал локомотив Дубравина.
— Салют начальству! — весело закричал он из окна, ещё издали узнав меня.
Опробовав тормоза, Дубравин спустился к нам. Это был всё тот же весельчак и острослов, каким я знал его много лет. Я познакомил с ним Андрея. Но поговорить нам не удалось — стоянка была короткая, и Дубравин поспешил к машине.
— Прокачу с ветерком, по знакомству, — рассмеялся на прощание Виктор Степанович.
Мы вернулись в вагон. Идти в купе Андрей не хотел. Я понимал его: до станции Матово оставалось не больше часа езды.
В коридоре было пусто и тихо. Угомонились даже преферансисты из соседнего купе, которые «работали» целый день. Табачный дым окутывал четырёх игроков и двух болельщиков, но никто не обращал на это внимания. Один из игравших, похожий на плакатного лесоруба, без конца повторял: «Жми, дави, деревня близко». Что это означало, трудно было понять. То ли он поторапливал партнёров, то ли призывал бить карту, но каждый раз громко и добродушно смеялся своей остроте. Играл он плохо, часто рисковал и проигрывал, но, казалось, приходил ещё в лучшее настроение. «Вот это влип, — восторгался он от собственной неудачи. — Ну, жми, дави, деревня близко».
Рядом с ним чернявый юноша, суетясь и нервничая, поучал остальных, щеголяя преферансной терминологией, по-петушиному напускаясь на каждого, кто, по его мнению, допускал ошибку.
Как только на чемодане, заменявшем стол, появлялся туз, третий партнер, капитан танковых войск, неизменно отмечал: «Туз и в Африке — туз». Он же монотонно подсчитывал: «Три козыря вышло… Пять козырей вышло…» И только четвёртый игрок, сухонький старичок со слуховым аппаратом, действовал молча и сосредоточенно, полный сознания важности выполняемого дела.
Болельщики, получившие последнее предупреждение чернявого юноши («Ещё слово, и я выставлю вас из купе»), точно немые, издавая нечленораздельные звуки, тыкали пальцами в карты игроков, не в силах сдержаться, чтобы не дать совета.
Два купе занимали спортсмены-легкоатлеты. Они ехали не то на соревнования, не то на совещание в Москву. Из-за дверей купе слышался смех и громкий говор, но, когда они появлялись в коридоре, мы в полной мере чувствовали, как велико их превосходство над нами, не спортсменами. Чувство собственного достоинства не покидало их. Они словно были одни в вагоне: никого не замечали, ни с кем не разговаривали, и вид у них был серьёзный, деловой. На больших стоянках они соскакивали на противоположную от перрона сторону и бегали взад-вперёд от паровоза до хвостового вагона, и лица у них становились ещё более ответственными.
По соседству со спортсменами ехала молодая чета с четырёхлетней Олечкой и два небритых студента-заочника. Должно быть, им предстоял экзамен: обложившись на своих верхних полках учебниками, они озабоченно листали их, делали выписки, время от времени консультируясь друг с другом.