О. Вот как?
В. Несомненно. После вашего совместного ужина Альсина заказал обратный билет в Буэнос-Айрес на ближайшую среду, двадцать четвертое ноября. Значит, к тому моменту, когда ваша дочь отправилась в Брауншвейг, он как минимум неделю знал, что, вернувшись, она его не застанет – он уже будет на пути домой. Однако ваша дочь ничего об этом не знала, верно? Ей он ничего о своих планах не сообщил.
О. Нет, не знала. Что доказывает, насколько он ненормальный.
В. Ужин в кругу семьи состоялся в среду, семнадцатого ноября. По вашим словам, Альсина от вас отправился на репетицию, которая продолжалась до позднего вечера. На следующий день – еще одна репетиция. Конечно, я почти ничего не понимаю в танцах, но мне кажется, репетиция накануне премьеры должна быть довольно напряженной. Однако днем Альсина сам едет в туристическую фирму – через весь город в Шарлоттенбург 7, – чтобы перенести вылет на двадцать четвертое. Почему не позвонить по телефону? Он достаточно хорошо говорит по-немецки.
О. Откуда мне знать?
В. Я объясню. Потому что необходимо доплатить. А почему приходится доплачивать? Потому что до вылета осталось мало времени. Он собирался лететь в пятницу, двадцать шестого. Но ему вдруг зачем-то понадобилось улететь непременно на два дня раньше. Зачем? К тому же с этого момента он и в самом деле ведет себя странно. Как вы думаете, что еще мы узнали в туристической фирме?»
Это его удивило. Его так подробно информируют о ходе следствия, хотя он даже не стал писать заявления. Они раскопали все о последних днях и часах Дамиана Альсины в Берлине. Интересно, его действия изучали столь же тщательно?
«О. Я вас внимательно слушаю.
В. Пятнадцатого ноября господин Альсина пытался отодвинуть свой отлет на несколько недель. Сотрудница запомнила его, потому что изо всех сил старалась согласовать срок окончания визы с вылетом. Но ничего не вышло, потому что, начиная с середины ноября, самолеты на Буэнос-Айрес летают не так часто. Получается, что в понедельник, пятнадцатого, он еще хотел продлить свое пребывание в Германии на несколько недель. А уже через два дня, в четверг, на следующий день после вашего совместного ужина, решил вдруг, наоборот, на два дня его сократить и даже готов ради этого доплатить довольно большую сумму, – поскольку место осталось только в бизнес-классе. Теперь предположим, что Альсина знал о планах вашей дочери отправиться в Брауншвейг – я почти в этом не сомневаюсь, – тогда его настойчивость выглядит и вовсе подозрительной. Идеальная возможность запереть вас в ее квартире. Если бы я мог поговорить с вашей дочерью, я бы, конечно, спросил, не убеждал ли он ее уехать, не ставя вас в известность. Подходящую причину всегда можно придумать. В конце концов, вряд ли балерине следует заниматься перетаскиванием вещей.
О. У вас богатая фантазия, ничего не скажешь…
В. Профессия такая. Итак, вечером во вторник у него была единственная возможность заманить вас в ловушку. Хотя вопрос: «Зачем?» – по-прежнему остается открытым. Но вот «как» – постепенно проясняется. По неизвестной причине в четверг, восемнадцатого ноября, Альсина принимает решение запереть отца своей подруги в ее квартире, привязать к стулу, не произнося при этом ни слова, затем бросить без всякой помощи в ситуации, представляющей опасность для его жизни, и исчезнуть, не дав никаких объяснений. За день до этого, семнадцатого, господин Альсина впервые в жизни увидел этого самого отца своей подруги. Простите, эта загадка очень меня занимает.
О. Хочу заметить, что мы с вами вернулись к исходному пункту нашего разговора, но я на вас не в обиде. Существуют только два разумных объяснения.
В. Каких же?
О. Либо Альсина сумасшедший, либо он меня с кем-то спутал.
В. Дочь с вами согласна?
О. Моя дочь пережила сильное эмоциональное потрясение. Сомневаюсь, что она сохранила способность ясно мыслить.
В. Вам что-нибудь известно о досадном эпизоде во время воскресного представления?»
Они действительно знают все.
«О. Немногое. Насколько я слышал, в последней части шоу Альсина отклонился от программы, и финал был скомкан.
В. Вам это не кажется странным?
О. Если честно, в Альсине нет почти ничего, что не казалось бы мне странным.
В. Вы говорили об этом с дочерью? Она может объяснить, почему он вдруг самовольно изменил программу?
О. Нет.
В. Возможно, еще одно свидетельство в пользу того, что господин Альсина психически нездоров.
О. Пожалуй.
В. Ваша дочь после представления поспешно покинула театр. Перед этим была бурная ссора. Вам что-нибудь известно об этом?
О. В следующий раз я видел Джульетту уже только в среду вечером, когда она, вернувшись в свою квартиру, обнаружила там меня. О том, что произошло в театре, ей, конечно, известно гораздо больше, чем мне. Но, честно говоря, я не совсем понимаю, какая тут связь. Вероятно, у Альсины был конфликт с коллегами. Ко мне это не имеет никакого отношения. Скорее всего он меня с кем-то спутал. Другого объяснения просто нет.
В. Хорошо, предположим. Покидая страну, он понял, что ошибся?
О. Возможно. Но что это меняет?
В. Просто я стараюсь мыслить логически. Своим поступком Альсина задел не только вас, но прежде всего вашу дочь. Он что-то имел против нее? У них были проблемы? Можно ведь предположить, что удар был направлен именно в нее, а не в вас лично, как вы считаете?
О. Или в мою жену? Или в почтовую службу? Я устал от этого разговора. Вас послушать, так во всем виноват я сам или моя дочь.
В. Отнюдь. Жаль, что вы так это восприняли.
О. Мне нечего больше сказать.
Окончание разговора: 16.49.
Письменные показания представлены свидетелю на подпись и заверены им на каждой странице.
Берлин, 26 ноября 1999 года.
Подпись».
В самом конце он едва не потерял над собой контроль.
К чему вел полицейский? Своими вопросами едва не загнал его в угол. Похоже, он преследовал какую-то цель, хотел что-то выпытать. Но что?
Откуда полиции вообще известно о странном происшествии на воскресном представлении? О ссоре Джульетты с Дамианом? У него была затянувшаяся война со всеми танцорами. Похоже, в танго все точно так же, как и в балете. А этот Дамиан был своего рода звездой: умел все и не упускал случая продемонстрировать свое превосходство. В последней части воскресного представления произошел эпизод, шокировавший Джульетту. Дамиан без предупреждения отклонился от программы и поставил остальных танцоров в дурацкое положение. Подробностей Баттин не знал. Знал только, что была ссора, бурная. Между Дамианом и другими танцорами и между Джульеттой, вставшей на их сторону, и Дамианом.
Он демонстративно подписал последнюю страницу и бросил ручку на письменный стол. Термос рядом с ним качнулся и булькнул. Баттин нервно нажал на крышку, выпуская воздух. Потом встал, размял ноги после долгого сидения на неудобном стуле и потянулся. «Ужасная контора», – подумал он, уже направляясь к двери в смежную комнату. Взгляд его скользнул по выкрашенным зеленой краской стенам, отвратительным, кажущимся резиновыми, растениям в бледно-голубых горшках на подоконнике, многочисленным плакатам на стенах, призванным оказывать воспитательное воздействие на личный состав: «Предательство себя не оправдывает», «Наркотики? Нет, спасибо», «Хочешь быть полицейским?» и так далее.
Для него все позади. Теперь нужно беспокоиться в первую очередь о Джульетте. Джульетта! Сейчас это главное. Ее карьера. История завершилась. Скоро она сама это поймет.