и распоряжений. Орден восстал как феникс из пепла. Воевать
с ним сейчас значило окончательно похоронить надежды на восстановление единства Сааранда, и Марий понял, что проиграл. Власть теперь приходилось делить с Орденом, с ним согласовывать все свои планы. Слабым утешением были взаимовыгодные условия договора. Их союз не мог быть вечным. Все старые члены Ордена были его врагами, и эта вражда уже после победы могла снова расколоть Сааранд. Марий иногда завидовал Кэллоину, который смог оставить все и, не воспользовавшись плодами победы, уйти в горы, чтобы стать родоначальником и провозвестником нового вероучения. Но сам последовать его примеру не мог. Всегда присущая ему высокая ответственность и непреходящее чувство вины требовали продолжать работать, делать хоть что-нибудь, в надежде исправить ошибки если не теперь, то в следующие десять лет. Марий направлялся сейчас в Анору, не зная, что именно сюда пришла вчера незнакомая ему худенькая темноволосая девушка. И его смерть неотступно шла вслед за ней, словно боясь отстать и потерять из виду. Впрочем, если бы даже Марий и знал все об Этан, это не изменило бы его планы. А Этан, не ведая о приближении своего врага, с удовольствием гуляла по Аноре. Столица провинции Хебер была не похожа ни на один другой крупный город Сааранда. По сравнению с ней застроенный великолепными имперскими зданиями Верлэрис выглядел излишне строго и серьезно. Выполняющий роль религиозного и духовного центра Ленаар казался тихим и провинциальным. Торговый Гиниаз был шумным и несдержанным. Промышленный Шайенн жил в жестком ритме своих заводов и фабрик. Космополитичный портовый Калгрейн не имел своего лица
и был похож на все города мира сразу. А знающая себе цену стильная Анора издавна претендовала на роль интеллектуальной столицы страны. Она гордо выставляла напоказ и демонстрировала своим гостям старинные корпуса и кампусы многочисленных университетов и академий. Но окончательно покорил этот город Этан скромным памятником на могиле в центре небольшой площади.
“Я все-таки пришла к тебе, - мысленно сказала Ему она. - Опоздала, прости. Я готова теперь. И я страшно отомщу за тебя. Если можешь, направь меня и подскажи, что делать. Смерть настигнет всех, кто был твоим врагом, Белернин. А те из них, кто избежит гибели, будут завидовать мертвым”.
И Этан уже не смогла задержаться в Аноре.
“Может быть, потом, если буду жива, я приеду сюда еще раз, - подумала она. - А сейчас нельзя терять время. Белернин ждет, он уже устал ждать, и разочарован во мне. Но я докажу, что он не ошибся, выбрав меня”.
И утром следующего дня Этан отправилась в Ольванс. С Марием в этот раз она не встретилась - разминулась на два часа.
ПОСЛЕДНИЙ КАЛМИТ
Этан не знала, что еще один человек искал встречи с Марием и ждал его в Аноре. Неприметный молодой мужчина с темными волосами, среднего роста, не щуплый, но и не богатырь, одетый добротно, но не модно и не броско. Без особых примет. Такой легко затеряется в любой толпе. Взгляды людей никак не желали задержаться на нем, и даже торговцы и проститутки через несколько минут не смогли бы точно описать его внешность. Молодого человека звали Гелнин, он считал себя калмитом, хоть формально и не имел права называться им. Гелнин был всего лишь учеником калмитов десять лет назад. Ему едва исполнилось 9 лет, когда его забрали из родного дома за долги семьи. Испуганного мальчика привезли в крепость калмитов, где он должен был стать рабом, бесправным говорящим орудием, не очень дорогим, которое можно и не жалко даже сломать с досады и злости. Но прежний глава клана что-то увидел в его глазах, и судьба Гелнина волшебным образом переменилась. Четыре года вся его жизнь подчинялась строгому распорядку, в котором изнурительные тренировки сменялись блаженным наркотическим забытьем. Его готовили не к жизни, а к смерти, даже самые удачливые и здоровые рядовые калмиты не доживали до тридцати пяти лет, но Гелнин никогда не думал об этом. В тот роковой день, когда древняя крепость калмитов сгорела в магическом огне, его отправили с письмом к хозяину одной из окрестных усадьб. Гелнин вернулся слишком поздно и потому остался жив, но предпочел бы умереть тогда. Другой жизни он не знал, да и не желал знать. Работать он не умел, и любой труд считал низким занятием презренных, мало отличающихся от домашнего скота людей. Но у этих людей были свои дома и пища, Гелнин же был лишен сейчас и того, и другого, и эта вопиющая несправедливость выводила его из себя. К тому же приученный к наркотикам организм с каждой минутой все настойчивей требовал привычной дозы, и невозможность получить ее просто сводила Гелнина с ума. Никто не спешил помочь ему, и тогда он просто вошел