— Да, естественно. Примите тогда устную благодарность, товарищ Кирьянов, раз вас нельзя приказом отблагодарить.
Мы попрощались с капитаном, и незаметными тенями выскользнули из здания. Молча мы шли по улице. Говорить никому не хотелось, и каждый думал свои мысли. Например, я размышлял том, сколько же таких Олегов Берестянских осталось после войны? Тех несчастных, которым требуется или помощь, или сочувствие или хотя бы разговор по душам, чтобы вытянуть их из того ежедневного ада, в котором пребывает их мозг? И чем это закончится? Я не знал.
— Хоть докладную записку в ЦК и Минобороны пиши, — произнесла Довнарович и на какой-то миг мне показалось, что она прочла мои мысли. — Так и так, прошу обследовать всех бойцов Советской Армии, без исключения на предмет посттравматического стрессового расстройства и прочих контузий.
— А напиши, — вдруг вскинулся я. — Не в ЦК, понятное дело, но кому-то из ответственных лиц.
Взгляд Ярославы был скептическим.
— Ефрейтор Довнарович, это приказ, — бросил я и Череп почему-то согласно кивнул.
— Хотя толку, — добавил он. — Засунут под сукно.
— Не засунут, — улыбнулся я. — У нас есть связи наверху.
Яська закашлялась, а Лёха уставился на меня ошалевшими глазами.
— Ты к Копылову с этим пойдёшь? — наконец спросил он.
— Ну зачем товарища полковника беспокоить, когда нам доступен целый маршал и замминистра обороны.
Взгляд у Черепа стал ещё более безумным, он и правда нас не понимал.
— Ладно, — согласилась Довнарович. — Но не раньше чем попаду на Землю и встречусь лично. Такие вопросы по связи обсуждать не стоит, тем более что у меня и контактов нет.
— Ребят вы о ком? — не выдержал Череп.
— Об отце нашей ненаглядной дурной стерляди, — со вкусом произнёс я. — Лёша, ну только не говори, что ты пропустил новость о назначении Анатолия Ивановича Стерлядкина заместителем министра обороны.
— Если бы министром, тогда да, тогда знать положено, — пожал плечами Череп.
Мы с Яськой расхохотались, выпуская из себя напряжение этого безумного вечера и даже Алексей позволил себе лёгкую улыбку. Я поднял голову, подставлял лицо под ветер и посмотрел на две маленьких Луны, всходивших над Полигоном. Вечер был прекрасен, и я сам чувствовал себя солдатом, ушедшим с друзьями в самоволку.
Глава 3. Собачьи дни
Декабрь 2003 — январь 2004 года
— Валер, — вкрадчиво спросила меня Иринка, за две недели до сессии. — А почему ты не ходишь на комсомольские собрания?
— Потому что я член партии, — вздохнул я. — С… Хм… Кажется, всё-таки с конца 2001 года или с начала 2002. Точно не помню, дело было на Кадмии, принимали меня в спешке.
Ирина Рейман недовольно надулась, а я пожал плечами.
— Ну, может быть, сходишь на собрание? Просто со мной, а то мне одной идти страшно.
Я закатил глаза. Из главного корпуса университета, где обычно и проходили все собрания, до наших общаг, двадцать минут пешком, медленном шагом, по освещённой территории, в сопровождении других таких же бедолаг, вынужденных выслушивать местного комсорга.
Да, я всё-таки был рад, что вступил в партию, а то бы и мне пришлось страдать. А так… ну партийный статус был сейчас неясен. Наша первичка сейчас существовала на двух планетах. Три человека на Полигоне, а четыре на Земле. Земная часть ещё и размазана по четырём городам. Хоть убейся, но кворума не собрать. Я даже специально Темиргалиева, как партийного руководителя, дёргал, что делать дальше, но тот отбоярился, мол собирайтесь втроём раз в месяц, хотя бы формально и пишите протоколы. Короче, так и жили. Но я скучал, по собраниям нашей первичной организации. Скучными они никогда не были.
Взгляд у Ирины, стал откровенно умоляющим. Я вздохнул. Мне надо было заглаживать свою вину, после того как я сбежал с лекции о нравах и обычаях Тауси. Правду сказать, что мы с Черепом и Яськой ловили беглого солдата, который мечтал расправиться с кем-то из своих мучителей, я сказать не мог, а Нинка меня срисовала в такой компании и наверняка наябедничала подружке. Поэтому я не смог отказать своей хитрой блондинке.
— Ну ладно. Схожу разок. Посмотрю, чего там комсомольцы обсуждают. Чтобы не отрываться от коллектива, так сказать.
И, честно говоря, я об этом пожалел сразу же, едва оно началось. Просто скажу со всей коммунистической откровенностью: местный комсорг, гнида была ещё та. Олег Лощинин его звали. Учился он ни шатко ни валко. Но зато, как чего организовать, он в первых рядах, даже когда его не звали. Активист, короче. Падла. И главное, так-то я уже заходил пару раз на комсомольские собрания, он все доклады как о международной, так и межпланетной обстановке, превращал в такую нудятину, что слушать было невозможно.
В этот раз было аналогично. Сначала я сидел спокойно, даже не собирался выступать. Но вдруг почуял, что глаза у меня слипаются. Посмотрел на остальных студентов — то же самое. И тут меня такая злость взяла, тем более, в докладе Лощинин бубнил про положение негров в США, почему-то уверяя, что во время войны, когда через американскую армию прошло немало чернокожих и белых, служивших в одних частях, расовый вопрос в Америке перестал стоять так остро.
Меня как будто подкинуло. Я вспомнил один свои разговоры, с Джеффом Саммерсом на освобождённом Ирсеилоуре. Мы спасли его из плена, а дальше изображали революционный порыв ирсеилоурцев и примкнувших к ним военнопленных. Действовал он в моей группе, наотрез отказавшись присоединяться к белым американцам, в других «партизанских» соединениях.
Он охотно общался с нами, здоровый негр, Джефферсон Саммерс, который просил называть его просто Джефф. Как-то раз вечером, когда мы засели в тени неизвестных мне ирсеилоурских деревьев, тайком от начальства выпивая за дружбу между народами, он принял больше обычного и вдруг сильно потемнел лицом, после очередного тоста. Отставил стакан в сторону и посмотрел на меня налитыми кровью глазами.
— Тебе знакомо такое слово: Блэкмит? — раздражённо спросил он. — Слышал когда-нибудь?
Перевести обе части этого слова по отдельности, я мог, однако не знал, что оно означает целиком, поэтому отрицательно качнул головой.
— Чёрное мясо, — с каким-то злобным удовольствием проговорил он. — Так называли меня и всех остальных чернокожих, которые воевали в бригаде генерала Батчера. Дэвида, мать его, Уайта Батчера.
Дэйв Белый Мясник, командир Чёрного Мяса. Стало уже чуть понятнее, но я продолжал внимательно слушать Джеффа.
Я перебил докладчика, решив рассказать то, что услышал от Джеффа Саммерса в тот вечер. Про выпивку я не стал упоминать, а сразу перешёл к делу. Лощинин попытался что-то возразить, но я сверкнул глазами в его сторону и начал рассказ, упомянув про «Чёрное мясо» и «Белого мясника» Немного изменил место действия, перенеся разговор с Ирсеилоура на Кадмию.
— Их правительство обожает такую иронию, — зло продолжил я. — Чернокожих парней и девчонок просто использовали как пушечное мясо, бросая их в самое пекло, где нужно было завалить противника трупами. Сколько погибло негров, я даже представить себе не могу, но как утверждал Джефф, счёт убитым шёл на десятки тысяч.
Я перевёл дух и продолжил, внимательно глядя на посеревшего комсорга.
— И нам и американцам, удалось отбиться от атаки на планету. Все понесли огромные потери и мы, и они. Но как видно, кто-то из наследников куклуксклановцев в американском истеблишменте, решил воспользоваться моментом, и сократить количество чернокожих, создав бригаду генерала Батчера — совершенно не стесняясь и заявляя цели прямым текстом. Мерзавцы. Настоящие американские капиталисты. Даже из войны, которая едва не привела к краху человечества, выгоду извлекли, попутно решив расовые проблемы.
Хоть в аудитории и царила мёртвая тишина, но уже никто не спал, внимательно глядя на меня. Я немного помолчал и закончил.
— Поэтому не стоит пудрить мозги студентам, рассказывая про то, что американские капиталисты сильно изменились после войны. Это всё такой же враг, с которым мы пока вынуждены поддерживать дружеские отношения. Да, они чуть прогрессивнее и самой империи и Халлдорианского Альянса и Торкартена и шовинистов из Тауси, но они никогда не изменят своего отношения и к нам и собственным гражданам, из угнетённых классов. Помните, как они, когда мы заключили мир с Империей, едва не развязали войну с нами?