Мы исходим из того, что наряду с традиционным историческим подходом в изучении исторического наследия не менее продуктивным является социально-философский подход, ориентированный на выявление логики развития социально-исторической реальности, на определение роли в этом процессе социальных технологий и идеологий. В этом контексте русская общественная мысль всегда была направлена на реконструирование или радикальное преобразование действительности и поэтому, как правило, наряду с идейно-критическим пафосом имела, бесспорно, и практический смысл. Означенные доводы и определили наш предмет исследования.
В качестве метода исследования нами принят метод моделирования. Обращение к последнему требует некоторых пояснений.
Прежде всего, мы имеем в виду моделирование в той его форме, в какой оно адаптировано гуманитарным познанием. [1] При этом мы различаем первичные проективные модели, направленные на преобразование социальной реальности, и вторичные гносеологические модели, ориентированные, в частности, на познание первичных, проективных моделей в их соотнесении с исторической реальностью.
Метод моделирования, каким он сложился в 50-70-х годах в настоящее время следует дополнить теорией социального конструирования реальности, как она представлена в последних трудах П.Бергера и Т.Лукмана. Мы принимаем в качестве методологического принципа исходный тезис авторов, что реальность социально конструируется и что поэтому «социология знания имеет дело с анализом социального конструирования реальности». [2] Заметим, однако, что идея конструирования социальной реальности действующими в ней индивидами в определенном отношении не нова для русской социально-философской мысли. От Нила Сорского до Ивана Ильина проходит мысль об «умном делании» социальной реальности. Но в отличие от американских ученых, делающих упор на «повседневном знании» как конструктивном моменте «жизненного мира», в русской общественной мысли акцент делается на «умном», т.е. идеологически осмысленном, «делании» социального мира.
Обращаясь к социальному моделированию как методу познания, необходимо учитывать сложность социальных систем. Каждая из них, развиваясь в одном историческом времени, наследует и рекультурирует ценности и социальные технологии предшествующих эпох, даже отрицаемые ею. И, в свою очередь, каждая эпоха, даже не помышляя о том, определяет параметры и делает «заготовки» для последующего развития, далеко не всегда оптимальные и даже приемлемые для него, которые поэтому приходится ломать или откладывать «в запасники истории». В этой связи напомним замечание В.В.Нали- мова, что не следует рассчитывать на полную изоморф- ность познавательных моделей, скорее они являются «эскизным описанием диффузных (сложных, больших) систем». В больших системах, к каковым, бесспорно, следует отнести социальные и идеологические системы, нельзя установить непроницаемые перегородки, разграничивающие действие различных переменных обстоятельств. Здесь «необходимо учитывать действие очень многих разнородных факторов, задающих различные по своей природе, но тесно взаимодействующие друг с другом, процессы». [3]
И, наконец, еще не маловажный момент: избрав в качестве предмета исследования модели социально-исторического развития в русской общественной мысли, мы вынуждены придерживаться как бы двойной логики - логики источников и логики современного социально-философского знания. Это значит, что выделенные нами познавательные модели остаются открытыми и для последующих поисков и реинтерпретаций, тем более, что каждый новый подход не только открывает что-то ранее неизвестное в исследуемой им реальности, но и сам вносит в нее нечто свое, новое. При этом строя модель прошлого, современный человек на ее основе воссоздает «исправленный» проект настоящего и кроме того (на него всегда оказывает влияние «эхо будущего».
Любое обращение к истории предполагает определенные временные границы. В частности, наше исследование мы ограничили второй половиной XIX началом XX века, потому что в это время русская общественная мысль сама поднялась до проективного моделирования. Но главное, в означенный период завершился определенный цикл русской истории, что позволяет реконструировать отобранные модели с учетом знания их конца. Это обстоятельство было принято за основу при отборе моделей развития России в качестве предмета исследования. Наконец, нами был учтен и принцип их репрезентативности с точки зрения модальности. Соответствующими этим принципам нам представились следующие три модели развития России, в той или иной мере «пережитые» страной и выявившие свои исторические возможности и реальные альтернативы: