Волна революционного движения, прокатившаяся в 30-х годах по Европе и впрямую задевшая Россию (польские события), побудила власти обратиться к созданию соответствующей новым обстоятельствам идеологии, которая бы укрепила моральный дух нации. Автором новой идеологии принято считать министра народного просвещения С.С.Уварова, хотя идеи ее носились в воздухе. Однако именно он при посещении Московского университета уже в качестве министра после имевших там место студенческих волнений в докладной записке на имя императора сумел кратко сформулировать новую идеологию. Настаивая на необходимости сочетания образования и воспитания в целях формирования полезных и верноподданных слуг царя и Отечества, Уваров считал, что необходимо «постепенно завладевши умами юношества, привести оное почти нечувствительно к той точке, где слиться должны, к разрешению одной из труднейших задач времени, образование правильное, основательное, необходимое в нашем веке, с глубоким убеждением и теплой верой в истинно русские охранительные начала Православия, Самодержавия, Народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества». [62] Причем под православием имелась в виду не «внутренняя правда» самостоятельной русской церкви, о которой мечтали славянофилы, а православная церковь как незыблемый оплот самодержавия. Под народностью понимался идеализированный народ, в духе оперного Ивана Сусанина, готового положить жизнь за царя. Идея же самодержавия была облечена в белые патриархальные одежды!. Такая формулировка и приобрела статус идеологии официальной народности и получила мощную поддержку в официозной прессе. Если в царствование Александра I могло казаться, что процесс европеизации России достиг своего расцвета, то царствование Николая I стало апогеем русского национализма. Как позже отметит П.Н.Милюков, при Николае абсолютизм окончательно перестал быть «просвещенным». [63] Именно с царствования Николая Россию начинают противопоставлять Европе.
Николай прекрасно понимал, что основным из нерешенных вопросов, доставшихся ему в наследство, остается крестьянский вопрос, являющийся сердцевиной общего вопроса о состоянии сословий: нельзя было решить крестьянский вопрос, не затрагивая интересов помещиков. Уже в конце 1826 г. был создан первый Секретный комитет, призванный наметить пути развязки этого узла.
Предложенные этим комитетом проекты решительно настаивали на незыблемости крепостного права. Намечались лишь некоторое пути его смягчения. Но даже эти, ничтожные по своему содержанию, проекты остались нереализованными и забытыми. И все же Николай понимал, что от этого вопроса уйти нельзя, но как его разрешить, не разрушив самих устоев самодержавия, то есть не затрагивая интересов помещиков, он не знал. Для обсуждения этой проблемы возникают один за другим 9 Секретных комитетов с участием в них именитых сановников. Мозговым центром этих комитетов был назначен П.Д.Киселев - государственный деятель Александровской эпохи, который довольно успешно провел реформу государственных крестьян. Однако решение этой задачи облегчалось тем, что государственные крестьяне были лично свободными, и реформа лишь предусматривала изменение управления ими, передав его Министерству государственных имуществ. Реформирование же положения помещичьих крестьян при любом исходе не могло не затронуть интересов «основного сословия» империи, «опоры трона» - помещиков.
Для решения этой, в принципе неразрешимой, задачи и было создано V Отделение собственной Его Императорского величества канцелярии во главе с Киселевым. Работа по этой программе была сосредоточена в очередном Секретном комитете, деятельность которого, однако, была ограничена принципом неприкосновенности помещичьей земельной собственности. Все попытки Киселева обойти или как-то нейтрализовать этот запрет встречали обструкцию со стороны членов комитета - крупных земельных магнатов. И в 1841 г. Николай окончательно отступился, ссылаясь на указ 1803 г., согласно которому освобождение крестьян возможно лишь при условии «собственного желания» на то помещиков. Так консервативное бюрократическое большинство Комитета взяло верх над мнением царя-Самодержца. Признав, что крепостное право есть очевидное зло, Николай выразил волю помещиков, заявив, что прикасаться к нему в настоящее время было бы делом гибельным. Подобные ситуации не раз подмечал внимательный де-Кюстин: «Как это ни звучит парадоксально, самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией, силой страшной повсюду, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной в России», где бюрократия превратилась в административную систему, довлеющую над обществом.